Танки повернули на запад
Шрифт:
Танки шли широким шоссе. По сторонам его почетным караулом вытянулись тополя. Над их вершинами вспыхивали и гасли черные и белые дымки пристрелочных снарядов. Но танки шли и шли вперед мимо обнесенных заборами хуторов, нацеленных в небо островерхих костелов, мимо бесчисленных придорожных крестов, с которых Христос страдальчески свешивал голову.
Азарт заставлял забыть об усталости.
Впереди лежал Чертков — городок, лепившийся по обе стороны реки Серет. Танк старшего лейтенанта Кульдина первым выскочил к берегу. На мосту дрожащим
— Да что там Серет, — возбужденно махнул рукой Катуков. — Днестр впереди, Днестр!.. Понимаете?..
Только что за поворотом скрылись замыкающие машины передового отряда Горелова. С Катуковым и группой офицеров я остался на площади в центре Черткова. Из домов выходили люди, тревожно смотрели на небо, прислушивались, бросали взгляды в нашу сторону. От толпы отделилась женщина в сапожках и темном платке. Она уверенно направилась к нам. Толпа следила за ней. Мы с Катуковым замолчали. Только Балыков не выдержал:
— Ох ты, вылитая святая Мария! Женщина остановилась перед нами:
— Проше, панове, юш Советы?
— Советы, милая, отныне и навеки, — весело ответил Катуков.
— О-о! — многозначительно произнесла женщина, — Вы есть пан генерал?
— Я есть товарищ генерал.
— О-о, товарищ, — восхищенно повторила женщина, — я тоже есть товарищ.
Подошла и протянула руку. За моей спиной шумно вздохнул Балыков.
Вокруг нас сбилось плотное кольцо жителей. Начались расспросы. Катуков толкнул меня в бок:
— Давай несколько слов. Я толкнул его:
— Давай-ка сам, не всегда мне.
— Что ж, — он сбил на затылок папаху, потом вовсе снял ее. — Поздравляю вас, дорогие товарищи, с освобождением от оккупации… Живите спокойно, работайте на благо Советской Родины и помогайте Красной Армии добить фашистское зверье… — Катуков в нерешительности остановился. Речь показалась ему слишком короткой для такого торжественного случая. — По всем вопросам пока что обращайтесь к коменданту, а меня прошу сейчас извинить…
Площадь снова задрожала от танков. В башне головного улыбался Бойко. И люди, собравшиеся на площади, приветственно махали ему руками.
Бойко недавно принял бригаду, находившуюся в резерве. Сейчас бригаде предстояло выполнить боевую задачу.
Бойко слушает Катукова, машинально кивает головой:
— Есть… понятно… будет выполнено.
— Не спеши со своим «будет выполнено»… Днестр идешь форсировать первым в армии. Пока другие бои ведут, фланги обеспечивают, ты с той стороны должен привет прислать, и с включенными фарами на Черновцы.
— Будет выполнено! — упрямо повторяет Бойко. — И насчет включенных фар тоже.
На лице его хитроватая улыбка сменяется задумчивостью, а задумчивость снова улыбкой. Глядя на Бойко, я никогда не могу понять, серьезен ли он, весел
Хотя Михаил Ефимович предупреждал Бойко о трудности задачи, но и он сам и я не отдавали себе отчета о степени этой трудности. У нас еще не было опыта форсирования крупных водных рубежей, а азарт успешного наступления все облегчал и, казалось, делал невозможное возможным.
Адъютант доложил Катукову о том, что радист перехватил донесение начальника штаба корпуса Дремова, адресованное Шалину. В донесении речь шла о выходе Горелова к Днестру и о захвате в Устечке моста через Днестр.
— Мост, это тебе не цибербульбер, — радостно хлопал себя по бокам Катуков, — определенно не цибербульбер… Поехали к Дремову.
За стеклами «хорьха» развертывалась панорама вражеского отступления. К Днестру были прижаты многие немецкие части. Бросая технику, обрекая арьергарды на смерть или плен, они катились к югу. После Тлусте «хорьх» едва двигался по узкому коридору между трофейными пушками, автомашинами, штабными и санитарными автобусами. Когда он застревал, встречные пленные с готовностью бросались на помощь, дружно упирались плечами, подбадривая себя непривычными для нашего уха выкриками, вероятно, соответствующими русскому: «Раз, два — взяли!».
Дремов развернул корпусной командный пункт в редком лиственном лесочке, неподалеку от Днестра. Человек простой и прямой, он не признавал никакой дипломатии, держался свободно, независимо. Жидкие русые волосы на голове его были растрепаны, чистосердечная улыбка не сходила с губ.
— Не худо получается, Михаил Ефимыч?
— Не худо, Иван Федорыч, — соглашался Катуков. Командарм и комкор дружили с тех далеких времен, когда оба были взводными. — План форсирования у тебя есть?
— Чего нет, того нет. Не успели подготовить. Не ждал, по совести сказать, что Горелов так быстро к Днестру выскочит…
— Головы у нас с тобой не закружились? Мост-то цел?
— Чего не знаю, того еще не знаю. Приказал выяснить. Катуков сообщил о перехваченной телеграмме.
— Помимо меня шло. Может, в штабе сведения имеются, — Дремов вдруг насупился. — Не верится, чтобы немцы мост в целости оставили. Не похоже на них…
Радостное возбуждение постепенно уступало место тревоге. Мы с Катуковым решили немедленно ехать к Днестру.
Но не успел я сесть в машину, появился «дедушка» Ружин. Он хмурился, исподлобья поглядывал на меня, на Катукова.
— Как же так получается, бригада первой вышла к Днестру, а форсировать запретили?
— Запретили? — изумился я.
— Подполковник Бойко сказал, что ему приказано первым форсировать… Однако бригада наша, считаю, заслужила большего доверия.
— Ей никто в доверии и не отказывал. Командование полагало, что Бойко раньше выйдет к Днестру, так как он не связан боями, идет напрямую. Торговаться сейчас не время. На всех славы хватит.