Танкист из штрафбата
Шрифт:
– Все мы временные на этой земле, – усмехнулся Бруно.
– Какое величественное зрелище! – без особых эмоций произнес Зиммель.
– Так, наверное, восторгался и Нерон, – ехидно произнес Бруно.
Зиммель спрыгнул с танка, чтобы размять ноги, сделал несколько приседаний, вытянув вперед руки. Подумал, стоит ли говорить, и не удержался:
– Командир батальона на совещании офицеров сказал, что скоро в нашу роту поступят несколько «Королевских тигров» – Panzerkampfwagen VI Ausf. И это прекрасно, с новыми «тиграми» мы должны суметь вернуться к Москве.
Бруно, оставаясь на броне, продолжил тему
– И, как Наполеон, подожжем ее со всех сторон.
– Да, это будет фантастическая картина! – усмехнулся Вильгельм.
– Только бы не повторить судьбу его армии…
Уж не осталось ни единой избы, не объятой пламенем. В начале деревни они превратились в пылающие остовы; в средине их апокалипсического похода пожарище залило деревянные стены домов ярко-оранжевой лавой огня. А там, где участь сожжения была в числе последних, в зияющих проемах окон и дверей с гулом, треском и воем рвалось наружу адское пламя. Пройдет несколько часов, и все выгорит дотла, останутся лишь основания разрушенных снарядами печей.
И еще долго над Большой Драгунской будет нависать черное смрадное облако, и ветры будут обходить обугленную с удушливо-горьким запахом землю. Потом этот дым нависнет и растворится над городом Кромы, уже пережившим не одну бомбежку. И он будет предвестником ожесточенной танковой схватки на его подступах, где за два дня батальон потеряет четыре «тигра», но и сам сожжет семь советских танков.
За эти бои капитан Иоганн фон Кестлин будет награжден «Рыцарским крестом с Дубовыми листьями», а лейтенант Вильгельм Зиммель Железным крестом 2-го класса. Каждый из них будет принимать поздравления, а потом накоротке отметит это событие в своем по рангу кругу.
Глава восьмая
В обороне танкисты не засиделись. Вечером всех офицеров вызвали к комбату для получения задачи. Родин вернулся с совещания сосредоточенный и хмурый. Сразу построил экипажи и сообщил новость, которую каждый солдат и офицер ждал в перерывах между боями: «Утром идем в наступление».
По данным разведки, немцы сосредоточили на направлении бригады танковые и пехотные подразделения, и сшибка во встречном бою будет серьезная. Как всегда, Иван распорядился, чтобы экипажи пополнили боекомплект, заправили машины горючим и раньше времени не сожрали НЗ, хорошо зная, что все равно прикончат консервы и все, что там положено. И чего жалеть, вдруг выпадет им судьба погибнуть.
Еще солнце не проблеснуло за горизонтом, а экипажи уже ждали на своих местах. Боевые машины окутал сырой призрачный туман, кричала тревожно птица в сгоревшей рощице на пригорке, и от этих криков Сане стало не по себе. Словно мерзлый туман, заползал куда-то под сердце, в подбрюшье неотвязный страх за свою короткую жизнь, в которой он еще ничего толком не повидал. Но больше всего Сашка боялся неизведанного: смертельной атаки, первого боя, из которого так часто не возвращались молодые пацаны, и, что говорить, из-за своей неопытности, нерасторопности губившие целые экипажи.
Под утро ему приснился сон: железное чудовище, скрежеща гусеницами, крушит его хату, стены рушатся без звука, как будто сделаны из песка, в пылевом облаке исчезает обстановка. Саня видит, как вдруг в этом облаке появляется бабушка Пелагея, она держит за руку
Да и кто себя уютно чувствует перед атакой? Даже непробиваемый комбриг Чугун, сидя на башне командирского танка, раздавил какой уже по счету окурок о броню, раскрыл планшет и, не глядя, провел ладонью по сложенной карте, как бы пробуя на ощупь будущее поле боя. На его лице, обожженном в танковом бою в Испании, не отразилось ни одно из человеческих чувств.
К фашистам были у него давние счеты. В глубинах памяти навсегда зарубцевались и первые победы, и первые поражения 1936 года. Сейчас бригада, по замыслу командования, должна уничтожить танковые подразделения из новых «тигр I». И по этим же планам, о которых в бригаде никто не знал, в случае прорыва «тигров» ждали тщательно замаскированные батареи истребительно-противотанкового полка со своими 76-мм дивизионными пушками.
Командир роты Бражкин перед атакой мимолетно подумал, не зря ли он поставил этого придурочного сорванца Деревянко в лучший взвод роты. Подставит борт, трансмиссию сорвет, дорожку не почует, погубит Родина и весь экипаж… По опыту ротный знал, что первые минуты встречного боя, перехваченная инициатива значат многое. А Родин в случае гибели командира роты должен замещать его. А двоим погибать… Совсем непродуктивные мысли лезли в голову. А бой тяжелый будет, и по карте местности он прикинул, где немчуру можно перехитрить и выйти во фланг, где в овражке подсунуться. Вот только вопрос, кто раньше на выгодные позиции выйдет, железный кукиш сунет под нос и скомандует: «Бронебойным!» А главная задача, цель атаки – овладеть селом Егорычи. От села только название осталось: прошлась по нему в обе стороны война огненным катком.
У командира взвода до начала атаки мысли одни: «Как начнется бой? Не ждут ли их закопанные „тигры“ за холмом или у рощи? Сколько их навалится? Не подведет ли в бою Деревянко? Может, Сидорского посадить на его место? Не выход… Учат в бою».
Родин сцепил пальцы, чтобы унять дрожь.
Самое муторное время – время ожидания, гонишь мысли о смерти, о том, кто сгорит сегодня, кто не вернется…
Сидорский, как всегда перед атакой, достал из кармана сухарь, с хрустом в сырой тишине стал его грызть.
– Хрустишь так, что фрицы услышат! – заметил Руслик. Он свернул самокрутку и сосредоточенно затягивался махрой.
– И вечный жор, покой нам только снится, – произнес мрачно Иван.
Сидорский доел сухарь, стряхнул крошки с ладоней и внес рациональное предложение:
– А не приговорить ли нам НЗ? А, командир?
В воцарившейся тишине было слышно, как жужжит поздняя осенняя муха, видно, почуявшая возможность получить свою часть НЗ.
– А приказ, который запрещает брать НЗ без особого на то разрешения? – ответил Родин.