Танкист-штрафник (с иллюстрациями)
Шрифт:
Группировка нашла прореху в кольце, но мы преследовали и били фрицев крепко. Путь прорыва был отмечен вереницами сгоревших и взорванных немецких танков, орудий, грузовиков, трупами завоевателей, вдоволь наглотавшихся нашей земли. Не буду повторять предположения некоторых специалистов, что если бы эту массу блокировали, то ход войны мог измениться.
Мало ли просчетов допускалось и немецким и нашим командованием? Но, чтобы закончить тему высокой стратегии, от которой я был бесконечно далек, приведу еще несколько фраз из того же шеститомника, касающихся Никиты Сергеевича Хрущева, с чьей подачи отправили в отставку маршала Жукова. Вот
Для подобных пустых фраз, не имеющих отношения к реальной истории войны, всегда находилось место. Зато проскальзывали как несуществующие трагические страницы ржевской мясорубки, жестокие бои под Харьковом и Житомиром, которые дважды оставляли врагу и дважды освобождали. А как форсировали с маху Днепр? С такими потерями, что их даже сейчас подсчитывать не берутся. Умалчивалось до самого последнего времени и о прорыве двухсоттысячной немецкой группировки под Каменец-Подольским.
История, уже не бумажная, а настоящая, расставляет все по своим местам. Ну а я вернусь к первым апрельским дням 1944 года.
ГЛАВА 9 Чертков – чертово место!
Чертков! Славное имечко. В одних документах название города указывается как «Чортков», в других – буква «о» менялась на «е». Только суть от этого не меняется. Чертово место, где мы столкнулись с прорывающейся из окружения под Каменец-Подольским немецкой группировкой.
События на нашем участке развивались следующим образом. Бригада двигалась на юг. Не скажу, что встречные бои были сильные, хотя без столкновений не обходилось. Затем получили приказ остановиться и занять оборону фронтом на восток. Рыли капониры, окопы, вперед ушла разведка. Толком мы пока ничего не знали, но догадывались, что дело связано с окруженной под Каменец-Подольским 1-й немецкой танковой армией.
Рядом с нами окапывался дивизион 76-миллиметровок ЗИС-3, наших лучших противотанковых пушек на тот период. Спешно рыли окопы пехотные части, устанавливали батареи «сорокапяток». Все это происходило в условиях бездорожья. Низины были залиты талой водой. Гусеницы «тридцатьчетверок» тонули в грязи. Подвезли боеприпасы, но грузовики близко подъехать к позициям не смогли. Снаряды и цинки с патронами таскали метров за сто пятьдесят.
Главная сложность поставленной задачи «не пропустить и уничтожить немцев» заключалась в том, что никто не знал, где они будут прорываться. До линии фронта от наших позиций было километров тридцать. Поддерживая прорывающуюся группировку, часто налетала немецкая авиация, наносились контрудары.
Помню, что очень сильная бомбежка шла севернее Черткова. Там ухало, взрывалось не меньше двух часов. Небо застилала сплошная полоса дыма. Горячие головы предлагали повернуть на север, мол, несомненно прорыв шел там. Затем сильная орудийная пальба началась сразу в трех-четырех местах.
Мы сидели в напряжении не меньше двух суток, затем поступила команда выводить машины. С отступающими немцами бригада столкнулась южнее Черткова. На запад двигалась целая колонна вражеской техники: штук тридцать
Сначала ударила наша артиллерия, но колонна, не снижая скорости, прорвала оборону, уничтожила часть артиллерийских батарей, перепахала траншеи с пехотой. Несколько немецких танков дымили, но остальная часть упорно двигалась вперед.
Конечно, это была не основная масса окруженной группировки. Планов немцев мы знать не могли, хотя разведка примерно определила участок прорыва. Но даже на тех двадцати-тридцати километрах моторизованные части имели возможность маневрировать, посылать вперед сильные штурмовые группы. А затем, по ходу боя, в очередной раз менять маршрут.
Думаю, мы столкнулись с одной из таких групп. Фрицам оставалось до линии фронта совсем ничего, навстречу им прорвалась подмога. За два с половиной года я неплохо изучил тактику немцев и был уверен, что остановить моторизованную группу не удастся.
Там, где имелась малейшая возможность, фрицы отчаянно прорывались ценой любых потерь. Слово «плен» для большинства по-прежнему оставалось синонимом смерти. Они предпочитали драться до конца.
Мы ударили с фланга довольно удачно. Не меньше пяти-шести танков остановились, некоторые загорелись. В нашу сторону сразу развернулись самоходки с более мощными орудиями и открыли огонь. Знаменитых «тигров» в колонне не оказалось. В основном там были средние танки Т-3 и Т-4. Не скажу, что эти машины являлись слишком грозным противником для «тридцатьчетверок». Главную опасность представляли их кумулятивные снаряды, высокая точность наводки, ну и, конечно, самоходки «артштурм» с 88-миллиметровыми пушками.
У нас вспыхнули сразу два танка. Мы сближались с немецкими машинами, посылая снаряды и с ходу и с коротких остановок. Т-4, с длинноствольной пушкой, обвешанный звеньями гусениц, с броневыми щитами по бортам, выстрелил в мой танк с расстояния четырехсот метров. Повезло, что кумулятивных снарядов у немцев оставалось мало – они вели бои уже несколько дней. Болванка отрикошетила от лобовой брони, снесла шаровую установку курсового пулемета и с воем унеслась прочь. Васю Легостаева сбросило с сиденья.
– Васька, жив?
Стрелок-радист ворочался внизу, а Кибалка загонял в ствол очередной снаряд. Мы выстрелили в Т-4 одновременно с Февралевым. Кто-то из нас попал в цель, но снаряд вмял звено гусениц и не пробил лобовую броню. Экипаж Т-4 крепко встряхнуло, впрочем, как и нас. Ленька бестолково толкал в казенник снаряд, я пытался помочь ему, но Февралев успел выстрелить еще раз, и Т-4 остановился.
Мы скатились в овражек. Витя Иванов, задрав голову, зажимал нос, из которого сочилась кровь. Леня Кибалка наконец зарядил орудие и показал мне на дыру диаметром сантиметров двадцать на месте шаровой установки.
– Убьют нас, – пожаловался он и, кажется, всхлипнул. Потом добавил: – Со сквознячком пойдем.
– Ленька, у тебя башка в порядке? – спросил я.
– В порядке, а че?
– У меня гудит, – прошамкал Витя Иванов. – Кажется, зуб выбили. Во, сволочи!
Он выплюнул на ладонь кровь и, рассмотрев обломок зуба, стряхнул его с ладони. К нам скатилась с бугра «тридцатьчетверка» Гриши Захарова. Клацнув гусеницами, замерла в нескольких шагах. Я подумал, что свихиваюсь. Внезапно возникший танк с перекосившейся башней, закрытыми люками и неработающим мотором. Никто из «тридцатьчетверки» не появляется, минута-вторая тишины…