Танкист-штрафник (с иллюстрациями)
Шрифт:
– Эй, вы там! – позвал я.
От этой тишины и неподвижной машины веяло жутью. Потом шевельнулся командирский люк. Из него выплыло облачко дыма, а затем дым пошел густо: из пробоины в передней части, из щели между башней и корпусом, из трансмиссии. Я опомнился первым:
– Витька, заводи!
Заревел мотор, Иванов свое дело знал. Из танка младшего лейтенанта Захарова вместе с дымом уже выбивались языки пламени. «Тридцатьчетверка» взорвалась, когда мы отскочили метров на пятнадцать. Рвануло крепко. Нас качнуло, а спустя секунды на броню посыпались звякающие обломки, шлепнулось
Я выглянул из люка. На трансмиссии лежало человеческое туловище без головы и обеих рук. Машину Гриши Захарова разорвало едва не пополам, отбросив в сторону башню. Огонь поднимал в воздух грибовидное облако дыма, огненные завитки и сизые хлопья брезента.
Я хотел вылезти и столкнуть человеческие останки, но машину трясло, а когда вынырнули из овражка, нос к носу столкнулись с комбатом Плотником и Успенским. Неподалеку стояла подбитая «тридцатьчетверка», подальше горел Т-4. Сдетонировал боезапас, хранившийся в кормовой части башни. Башню Т-4 разворотило, листы брони торчали в разные стороны, крышу сорвало и отбросило в сторону.
Пока мы возились, приводя в порядок машины, бой переместился западнее. На скорости подлетела «тридцатьчетверка» командира полка Третьякова. Полковник поздоровался со всеми за руку, глянул на мой танк с дырой на месте шаровой пулеметной установки.
– Подковали?
– Есть немного, товарищ полковник.
– Воевать сможете?
– Сможем. Только люди контужены.
Вмешался комбат, стал говорить о потерях, о том, что большинство машин повреждено.
– Надо гадов добивать, Петр Назарович. Собирай все, что можешь, – перебил его командир полка.
– Было бы что собирать.
Мы сняли с трансмиссии тело погибшего танкиста. Кто он – определить невозможно. Отнесли в братскую могилу. Там возились похоронщики.
– Вы с него сапоги не снимайте, – попросил я.
– Ладно. Закопаем как есть.
Иванов завел двигатель. Оставшиеся танки двигались в квадрат, указанный командиром полка. Следом за мной шла «тридцатьчетверка» комбата Успенского. Подумал со злостью: «Повоюй, хватит командовать!»
Злость не самое лучшее человеческое чувство. В ответ на мое пожелание от немцев прилетела тяжелая болванка. Врезалась во влажную кочку, вывернула куст краснотала и, кувыркаясь, пролетела перед нами. Миновали еще одну подбитую «тридцатьчетверку». Ребята возились с гусеницей. По рации поймал голос Хлынова. Сначала ротный выругался, потом обрадовался, что мы живы, и тоже поторопил нас. Немецкие танки, замедлив ход, вели беглый огонь, давая возможность вырваться своим бронетранспортерам и грузовикам с людьми.
Наших «тридцатьчетверок» оставалось совсем мало. Непрерывно стреляли две батареи дивизионных пушек ЗИС-3. Но стояли они на открытом месте, не успев окопаться. Высотой метра полтора с массивными щитами, орудия представляли хорошо различимую мишень.
Их выбивали одну за другой укрывшиеся среди деревьев самоходки и минометы. Остатки батальонов, сблизившись с немецкими танками, били друг друга почти в упор. Т-3 получил от меня снаряд в борт. Сорвало с клепок броневую плиту, попало в основание башни. Немец продолжал катиться, из боковых
Командир второй роты Артем Зайков удачно врезал длинноствольному Т-4, разбил ходовую часть, затем ударил в лоб. Лейтенант совершил ошибку, не меняя позицию, выстрелил в третий раз с одного и того же места.
Его поймала в прицел самоходка. Удар 88-миллиметрового кумулятивного снаряда прожег броню, как фанеру. Мгновенно сдетонировали боеприпасы, башня, подпрыгнув, плюхнулась в грязь. Второй взрыв (наверное, шарахнули снаряды в напольных чемоданах) вздернул опорную плиту и развернул ее поперек корпуса. Пламя мгновенно охватило машину.
Позиции обеих батарей ЗИС-3 были перепаханы вдоль и поперек. Но две или три уцелевших пушки продолжали вести беглый огонь. Споткнулся еще один Т-4. Остальные, не разворачиваясь, увеличили ход. Артиллеристы, в распоясанных гимнастерках, стреляли непрерывно. Нашему батальону приказали перехватить бронетранспортеры и грузовики.
Какой там батальон! Всего штук шесть машин во главе с майором Плотником. Позади, ковыляя, догонял нас еще один танк с поврежденным двигателем. Его добила самоходка, и он загорелся. Промчались мимо дымившегося Т-4. Кто-то не поленился, влепил снаряд в башню, кувыркаясь, отлетела половинка бокового люка.
Большинство бронетранспортеров и грузовых машин уже исчезли. Спаренная зенитная установка на гусеничном ходу выпустила в нашу сторону десятка два снарядов и с неожиданной прытью исчезла среди деревьев. Вдали мелькали брезентовые тенты грузовиков, выкрашенные в песочный цвет бронетранспортеры. Они бы все ушли – слишком велико было расстояние. Но часть машин попала в низину, где почву, как кисель, размолотили гусеницы и колеса.
Витя Иванов гнал на такой скорости, что запах жженой резины забивал нос.
– Сгорим!
– Ни хрена! Догоним. Стреляйте, чего ждете?
Февралев шел рядом. Огонь открыли одновременно.
Выстрелы второпях цели не достигли. Метров через сто остановились над обрывом. Стреляли хоть и торопливо, но целясь. Разбили два грузовика, в разные стороны разбегались фигуры в шинелях и касках. Бронетранспортер с продырявленной насквозь кабиной загребал гусеницами жидкую грязь и упорно полз под защиту деревьев. Снаряд снес кусок заднего борта, наверное, перебил тех, кто находился в десантном отделении, но восьмитонный «ганомат» скрылся среди деревьев.
Под раздачу попали еще два грузовика и легкий броневик. Сделав крюк, догнали недобитый «ганомат» и расстреляли его в упор вместе с выскочившим экипажем. В наш танк летели трассы спаренной 30-миллиметровой установки «кугель». Калибр небольшой, зато снаряды неслись сплошным пучком.
Прежде чем мы достали ее фугасом, поймали не меньше десятка мелких, но злых, как осы, снарядов. Разорвало гусеницу, повредило что-то еще. Машина застыла на месте, двигатель продолжал работать.