Танкист-штрафник (с иллюстрациями)

Першанин Владимир Николаевич

Кстати, под Полтавой располагались два американских аэродрома. Я видел союзников, раскатывающих по городу на джипах, с опознавательными знаками на капотах, белая звезда внутри такого же белого круга. Нам не то что запрещали с ними общаться, но не рекомендовали. Предписывалось докладывать руководству, если такая встреча состоялась.

Пару раз я встречался с американцами. Простые ребята. Объяснялись на смеси немецких и русских слов. Во второй раз попался американец, неплохо говоривший по-русски, родители эмигрировали в Штаты еще до революции. Как водится, выпили, обменивались сувенирами. Лейтенант вынул из кобуры массивный «кольт» и предложил в подарок. Я отказался, пришлось бы дарить в ответ «ТТ», а он числится в ведомости.

Свое впечатление

о союзниках выскажу так. Они нам помогали. И не только тушенкой. Мне не нравилось, когда в литературе 60—70-х годов хаяли все американское: танки, самолеты, стрелковое оружие. Мало об этом говорилось, а ведь у нас целые полки были вооружены американскими винтовками и автоматами «Томпсон». Ничего плохого не скажу про их крупнокалиберные пулеметы и счетверенные установки. Зенитного вооружения у нас постоянно не хватало, и крупнокалиберные пулеметы были очень кстати.

Что сказать про американские танки? Я на них не воевал. Как правило, броня у них была слабее и тоньше, чем у наших «тридцатьчетверок». Но имелись и преимущества. Кстати, батальон, вооруженный танками «шерман», я встречал под Фастовом. Ребята на иностранную технику не жаловались и хвалились, что даже прямое попадание немецкого снаряда не вызывает детонации боезапаса, то есть взрыва. Пушка у «шермана» была примерно такого же калибра, как у «тридцатьчетверки», на многих танках стояли зенитные пулеметы. Большой плюс. Так что рассуждать, что лучше, а что хуже, не буду.

Видел, хоть издалека, знаменитые бомбардировщики «летающая крепость». Длина двадцать с лишним метров, огромные крылья с четырьмя двигателями. Конечно, зрелище впечатляющее, и бомбовая нагрузка до 7–8 тонн.

Не мог не отметить добротную военную форму союзников. И не только летчиков, но и обслуживающего персонала. Кожаные и обычные хорошо сшитые куртки, добротные кожаные ботинки, хорошие часы. В машинах всегда имелся запас пива и крепких спиртных напитков, хотя алкоголем мало кто из них злоупотреблял. Когда, открывая бумажники, показывали фотографии жен или невест, мы видели довольно крупные суммы денег, и доллары и наши рубли. И вообще, вне службы американские солдаты и офицеры вели себя свободно, катались по городу, встречались с местными женщинами.

Скажу, что задело меня в общении с американцами. Они нас, конечно, хвалили: молодцы, герои, Сталинград! Но общее впечатление создалось, что они не до конца понимали, что мы тащим войну практически на себе. Хвалили генерала Эйзенхауэра, Паттона, еще кого-то. Рассказывали, как вышибли немцев из Африки, сколько пленных захватили, как по Италии победно шагают. И ни слова о Курской битве, Ленинграде, Днепре. Крепко они собой любовались, так я скажу. Своими огромными бомбардировщиками, техникой, добротной формой, долларами в бумажниках.

Такие вещи, как Ленинградская блокада, где дети и женщины десятками тысяч от голода вымирали, как я понял, их и на хрен не интересовали. Они на подъеме тогда были, считали, что первую скрипку в войне играют.

Числа 21 июня один из американских аэродромов крепко бомбили. Зарево стояло на полнеба, ухало, гремело. Трассеры полосовали темноту, уходили в багровые облака. Зенитная оборона сбила сколько-то «юнкерсов», но и бомбардировщики Б-17 горели вовсю. До линии фронта было километров 400, налет оказался неожиданным, к тому же ночной. Мы американцам сочувствовали, наши ребята помогали тушить пожары, вывозили раненых.

В сорок четвертом отношения с союзниками были дружеские, теплые. Если бы нас не придерживали политработники, еще бы крепче дружили. Выпить и гульнуть и мы и они были не против.

Четвертое военное лето проходило под знаком наших военных побед. Мощное наступление в Белоруссии началось 23 июня, а 3 июля уже освободили Минск. Внезапный и хорошо продуманный

удар, отбросивший фрицев далеко на запад. Говорили, что в этой операции немецкие потери впервые за войну оказались больше, чем наши. Учимся воевать! Наш 1-й Украинский фронт под командованием маршала Конева И. С. в июле начал Львовско-Сандомирскую операцию. Была очищена от врага большая оккупированная территория, 27 июля освободили Львов, затем форсировали Вислу, и началось освобождение Польши. В августе активно шли бои в Прибалтике, а 9 сентября объявила войну немцам Болгария.

Ну а теперь несколько слов о житье-бытье в Полтаве. В немногие свободные часы вместе с другими офицерами, а чаще с Леней Кибалкой, осматривали достопримечательности, побывали на поле знаменитой Полтавской битвы, где Петр Первый в 1709 году разгромил шведскую армию.

С удовольствием посиживали в харчевнях, пили пиво, общались с местными жителями. Сказать, что они смотрели на наши награды и погоны с восхищением, не могу. Полтава – это не Россия, героями нас не считали. Освободили от немцев – спасибо. Но, как я понял, многие и при немцах жили неплохо. Вежливо поддерживали пустой разговор, льстили с улыбочкой: «Пан офицер такой молодой, а уже капитан. Ах-ох!» Ленька тоже об офицерских звездочках мечтал. Я ему говорил: «Не торопись, Леня. Еще нахлебаемся войны досыта. Пей пиво, гуляй, получай удовольствие».

С девушками у меня не слишком складывалось. Проводил с танцев раз-другой девчонку лет восемнадцати, а мне уже двадцать два в апреле стукнуло. На третий раз мамаша у дома встретила и отшила. Ты, мол, пан офицер, не сегодня завтра на войну уйдешь, а дочку мне испортишь. Не приставай больше к Ганне (или Гале), а то пожалуюсь начальству. Так и окончилась любовь, не начавшись.

Познакомился с медсестрой из нашей санчасти. У нее муж числился без вести пропавшим. Начали встречаться, гляжу, майор, начальник учебного батальона, стал на меня косо поглядывать. Полез ко мне выяснять отношения. Пока мы подругу делили, у нее муж снова объявился. Прислал письмо, что жив, был ранен и скоро приедет. Терять мужа она не хотела и дала нам с майором отворот. Ну и ладно, что ж теперь! Хорошо, что свой брат-фронтовик не сгинул без вести и домой возвращается.

Получил несколько писем. От мамы, сестры, Славы Февралева. У меня появился племянник, назвали в честь отца Митей. Письмо от Февралева было грустным. Погиб под Перемышлем мой бывший командир роты Степан Хлынов, тяжело ранили механика-водителя Витю Иванова. Увезли в госпиталь, жив или нет, неизвестно. Назвал еще несколько имен погибших ребят. Раздобыли вечером водки, помянули однополчан.

Срок учебы на курсах был рассчитан на полгода. Но опытных танкистов выпускали раньше. Прошел обучение, сдавай зачеты, получай звездочку на погоны и отбывай на фронт. Командиров танков и танковых взводов не хватало. В начале сентября закончил учебу мой верный дружок Леня Кибалка. Я пытался притормозить Леньку, но неожиданно был вызван к начальству. Объяснили коротко и ясно. На передовой не хватает командиров рот и батальонов. Предложили возглавить группу выпускников, направляемых на 2-й Украинский фронт. Я ответил, что готов ехать, но нет ли направления на 1-й Украинский? Может, сумею попасть в 38-ю армию и свою родную бригаду. Таких направлений не оказалось, и вместе с группой новоиспеченных младших лейтенантов я выехал в распоряжение штаба 2-го Украинского фронта, которым командовал Маршал Советского Союза Родион Яковлевич Малиновский.

ГЛАВА 11 Тяжкая осень сорок четвертого

Я назначен командиром роты танковой бригады 53-й армии. Новый коллектив, новое начальство. Комбат из молодых, года на три старше меня, Жалейкин Антон Филиппович. Худощавый, небольшого роста, с блестящими железными зубами и шрамом от уголка рта до уха. Принял хорошо, расспросил, познакомил с другими командирами. Спросил меня насчет младшего лейтенанта Кибалки. Кем назначить? Есть вакансии командиров взводов.

– Не надо. Пусть командиром танка повоюет.