Танкисты Великой Отечественной (сборник)
Шрифт:
Штаб разместился в одноэтажном деревянном здании школы. Подходим мы и что видим: к школе подкатывает… штабной немецкий автобус с офицерами! Тут же их пленили! Человек двадцать офицеров без единого выстрела взяли в плен! Оказалось, они ехали к своему штабу — в эту самую школу, которая только что стала нашим штабом. Старшим по званию был подполковник, он сказал, что, по его данным, в Киеве еще продолжаются бои.
Но тут мы отвлеклись, увидев очередную удивительную картину! Со стороны леса двигалась странная процессия: очень интересная молоденькая девушка — старшина с орденом Красной Звезды и медалью «За отвагу» вела под автоматом пятерых здоровенных немецких солдат! Девушка шла метрах в десяти за ними, держа автомат на изготовку, кобура ее пистолета
— Довоевались, «победители», — со смехом бросил кто-то из селян.
Немецкие офицеры, стоявшие возле автобуса, заметно сконфузились.
— Файглинген! — бросил один в адрес своих солдат.
Я понял, что он обозвал их трусами.
Наши солдаты покатились со смеху, разглядев, — штаны-то у немцев расстегнуты! Смех был и грех!
Как нам рассказали потом мотострелки, это была их Аннушка, так они называли старшину-санинструктора. Захватила она фрицев, когда те сели оправляться в лесу. Подкралась, забрала оставленные возле кустов автоматы и не разрешила застегнуться, вот и пришлось им одной рукой штаны держать, — и она в таком виде провела фрицев по всему селу!
Вернулись в батарею. Обстановка была спокойной, только авиация бомбила соседний лес, но там наших войск не было. Воспользовавшись передышкой, экипаж пошел завтракать в ближайшую к самоходке хату. В Хотове немцы сосредоточили 800 голов крупного рогатого скота, подготовленного к отправке в Германию, мы этот скот перехватили, и наши интенданты тут быстро сработали — каждому экипажу дали по теленку, уже разделанному. Мы этого теленка хозяйке отдали, но, так как времени было в обрез, дали и мясную тушенку, чтобы не возиться ей с тушей, и попросили сготовить украинский борщ. Хозяйка, звали ее Мария, добавила разных овощей, зелени и такой вкусный украинский борщ приготовила, что от одного вида и запаха у нас потекли слюнки — никому прежде не доводилось вкушать такого борща. Василий Васильевич Ишкин открыл к завтраку ночной трофей, бутылку рома французского — большую бутылку, литра два, наверное. Чашечки нам поставила хозяйка, мы ром разлили, выпили за здоровье хозяйки и боевые успехи. Угостили и завтракавших рядом в горнице трех офицеров из мотострелкового батальона, и ту самую героическую москвичку Аню, которая пленила громил-немцев. По всей хате хохот стоит!
— Как же ты немцев прихватила?!
— Это ж надо, застукать в «лесном туалете»!
— Точно! Да в самый «час пик»!
Несколько раз пришлось рассказывать девушке, как удалось ей совершить этот подвиг — одной против пяти верзил! Аня смущалась, краснела, особенно когда объясняла, что нельзя было дать им застегнуться, могли ведь сбежать. Только взялись за борщ, в хату вбежал капитан, комбат мотострелков, крикнул с порога:
— Немцы!
Какая тут еда! Все молниеносно выскочили из хаты, не успев поблагодарить гостеприимную хозяйку.
Выскочив раньше экипажа, я сел на место механика и вывел самоходку на огневую позицию. Со стороны Ходоровки, расположенной южнее Хотова, на пригорок с редкой лиственной рощей выползала большая колонна пехоты и артиллерии противника. Они были уже километрах в двух от батареи, растянувшись в походном порядке, и, судя по всему, не догадывались, что в глубоком тылу их встретят приветственным огнем русские. Прибежал экипаж. Мы все еще под косарем были, ром-то оказался очень крепким! Но столько уже за плечами накопилось, что действовали все как часы. Решили подпустить немцев поближе. Когда расстояние сократилось вдвое и колонна оказалась на открытой местности, батарея открыла огонь. Застрочили и пулеметы из окопов. Снаряды ложились кучно и точно по целям. Немцы быстро развернулись
— Вперед! — отдал я команду Счетникову.
Через минуту три самоходки — комбатовская в центре, моя и Фомичева по сторонам, на максимальных скоростях неслись на врага, а экипажи Макарова и Русакова били из орудий по вражеской артиллерии, не давая возможности занять огневые позиции. В перископ было хорошо видно, как их расчеты и орудия накрывались шапками земли и черного дыма. Из брони нашей тройки пулями пулеметов высекались целые снопы искр! Но экипажи поддержки хорошо делали свое дело, и фашистские артиллеристы не смогли добиться ни одного прямого попадания ни в одну из самоходок, а рикошетные удары не причинили нам существенных повреждений. Все три самоходки почти одновременно вышли на вражеские позиции! В считаные минуты орудия были перевернуты, лафеты деформированы! А в дымовом мареве просматривалось пламя восьми горевших тягачей — постарались наши батарейцы! Пока комбатовская самоходка утюжила последнюю пушку, наводчики Лапшин и Королев подожгли каждый по бронетранспортеру — из четырех, удиравших в сторону Ходоровки.
— Если б не пыль, отнюдь не ушли бы гады живыми! — сокрушался Королев.
Действительно, поднятая взрывами взвесь не хотела оседать, скрывая обращенного в бегство противника. По башне самоходки снова ударило несколько пулеметных очередей! Обозначились искры и на других машинах! Это пехота противника вела огонь из-за высоты, заставив залечь наших идущих к месту боя мотострелков. Самоходки комбата и Фомичева пошли в обход высоты, моя — с фронта. Надрывно ревя мотором, машина медленно ползла на подъем по глубокой сыпучей толще песка. Оставалась сотня метров до гребня, где окопались немцы, — и вдруг у нас заглох двигатель! Счетников неопытный был водитель, молодой мальчишка, всего девятнадцать… Господи! да и мне-то ведь было 20, только сейчас и сообразил, а я перед ним стариком себя ощущал — по опыту, командирской должности. Заглох двигатель, а он не знает, в чем дело! А немцы — вот они! Выглядывают, смотрят на нас из-за гребня! Приказал:
— Давай, устраняй неисправность! — А сам открыл люк, из башни с пулеметом трофейным МГ-42 высунулся и на немецком крикнул: — Ergebt euch! Сдавайтесь! Гарантируем жизнь!
Стрельба уменьшилась.
— Сдавайтесь! Гарантируем жизнь! — повторил обращение.
Стрельба стихла. И немцы стали медленно выходить. Их было около сотни!
Вынимая на всякий случай гранаты, глянул на Счетникова, у того холодный пот проступил на лбу. Говорю:
— Виктор, действуй спокойнее, попробуй заводить с выключенными бортовыми фрикционами.
Сдавшиеся подошли ближе. Приказал:
— Waffe hinlegen! Сложите оружие!
Они положили на землю винтовки и автоматы.
— Wer hat die Uhr? Кто имеет часы? — думаю, тыловики все равно заберут, лучше мы возьмем, нам они действительно нужны.
Вася Плаксин с танковым шлемом обошел пленных. Часов набралось с верхом.
Потом я показал немцам, куда идти, где полк, и они пошли — сами, одни, некого мне было послать сопровождающим.
До сих пор не знаю, что заставило немцев сдаться. То ли предложение гарантировать жизнь? То ли их испугали самоходки, обходившие высоту?
После этого, не двигаясь с места, мы взяли еще две группы пленных. Всего получилось 375 человек. Позже мы сосчитали и оружие: 75 процентов было автоматов и 25 процентов — винтовок. У наших пехотинцев было наоборот — больше винтовок; и так было до конца войны.
Василий Васильевич, наш храбрый зампотех, приполз к самоходке, еще когда немцы вели сильный пулеметный огонь, на расстоянии поняв, что машина поломалась. Теперь, после отправки пленных, вдвоем со Счетниковым они быстро устранили неисправность, и только тут мои ребята заметили разорванный комбинезон и кровавое пятно на правой лопатке Ишкина.