Танкисты Великой Отечественной (сборник)
Шрифт:
С танковой бригадой нам стало полегче, но чем ближе мы подходили к Варшаве, тем ожесточеннее становились бои и тем чаще немцы стали переходить в контратаки.
На подходе к городу Лукув мы преследовали отходящего противника в походных колоннах, имея десанты на каждой боевой машине. Впереди действовал разведдозор в составе танкового взвода с десантом автоматчиков. За ним, в двух-трех километрах, шел авангардный батальон танков, усиленный нашей 3-й батареей и десантом из двух стрелковых рот; далее — в трех-пяти километрах за нами двигались главные силы бригады. Таким образом, наш полк шел во главе основных сил бригады. Обстановка на марше была спокойная и на редкость мирная — ни тебе обстрелов, ни бомбежек. Шли мы со средней скоростью и уже довольно долго продвигались вдоль опушки леса, поднимая столбы пыли чуть не до вершин
Всегда меня настораживала фронтовая тишина! Молчат немцы — значит, что-то замышляют, какое-то коварство, подвох! Мы хорошо замаскировались и притаились, лишь иногда, в силу необходимости, экипажи, нарушая тишину, немногословно переговаривались между собой. Самоходки батареи и танки стояли в линию, фронтом по ходу движения. Из люка я внимательно вел круговое наблюдение через трофейный бинокль десятикратного увеличения. Внезапно будто что-то подтолкнуло меня оглянуться, и от неожиданности я ахнул, насторожив экипаж: с противоположной стороны на поляну выходило несколько сот вражеских солдат в темном обмундировании, с автоматами на изготовку, и у некоторых… — да! я ясно видел фаустпатроны! Докладывать не было времени, пока найду комбата или комбрига, немцы перейдут поляну и скроются в лесу!
— Батарея! Развернуться кругом! По фашистам, бризантными! Огонь! — мгновенно отдал команду всем экипажам, уже находящимся в боеготовности номер один. — Трубка двадцать! — добавил, определив расстояние.
Устрашенные внезапным огнем, гитлеровцы заметались по поляне — часть побежала назад, другие бросились врассыпную! Но повсюду над их головами рвались снаряды, конусными веерами рассыпая смертоносные осколки, вырывая из массы бегущих убитых и раненых! Нет более массово поражающих пехоту снарядов, чем бризантные! Радуясь вместе со всеми экипажами такому удачному бою, я и предположить не мог, что для меня этот бой мог оказаться последним. Не успели мы после расправы с гитлеровцами развернуть машины в прежнее положение, как к моей самоходке с пистолетом в руке подбежал разъяренный комбриг танкистов с неистовым криком:
— Кто стрелял?! Я спрашиваю! Доложить, кто стрелял!!
Всякое может быть. Всем нам хорошо запомнилось, как недавно, не разобравшись по существу, заместитель командира 76-й стрелковой дивизии полковник Белоусов расстрелял командира самоходки лейтенанта Мишу Воронцова. И сейчас, во избежание подобного, я решил принять меры.
— Всем экипажам закрыть люки! — прокричал приказ.
Раза три обежал полковник вокруг самоходки, потрясая пистолетом! Через командирскую панораму я наблюдал за его действиями и отчетливо видел взбешенное лицо Константинова. В чем моя вина?! Понять этого я не мог и сильно волновался таким неожиданным оборотом дела.
Минут через пятнадцать комбриг успокоился. Я вылез из самоходки и доложил:
— По моей команде батарея стреляла по фашистам, наступающим на нас с тыла.
— А вы знаете, что мог завязаться бой с нашими главными силами или арьергардным батальоном?!! Чем вы думали?! Вы что, не понимаете, что они уже на подходе как раз в этом направлении?! — раздраженно вопрошал комбриг.
— Товарищ полковник, батарея вела огонь по пехоте и только бризантными снарядами, они рвались над головами фашистов и никак не могли угрожать танкам бригады, а вот фаустники могли спалить нас всех, — ответил я уже спокойно.
— Ну хорошо, лейтенант, поедем посмотрим, каких это фаустников вы били.
Полковник сел рядом со мной в командирский люк, и самоходка, развернувшись на месте, помчалась по поляне, резко остановив у места побоища.
Обозревая участок, покрытый трупами, комбриг не мог сдержать довольной улыбки:
— Молодцы, самоходчики, вы их тут с сотню наколотили!
А вернувшись назад, мы узнали, что из трех танков разведдозора возвратился только один, да и в этом экипаже в живых остался лишь механик-водитель, остальные все погибли. Мы с полковником бросились к уцелевшей машине!
— Разведка проходила нормально. Головной танк шел метрах в двухстах впереди. Было тихо, мы несколько раз останавливались, прислушивались, никаких признаков присутствия немцев не было. И вдруг сразу три пушечных выстрела в упор! Били из копен, стоявших по сторонам дороги. Два танка загорелись, а наш — нет, хотя снаряд разорвался внутри машины. По тишине в башне понял, что все погибли или без сознания. Я, от злости, рванул машину на орудие, подавил его вместе с прислугой. Увидел, что другие пушки из-за упавшей соломы прицельно стрелять не могут, подавил со зла и их тоже, и прислуге их уже не встать. Потом положил своих ребят за башню и повернул назад, — закончил свой трагический рапорт старшина, с тоской взглядывая на танк, там лежали тела его погибших товарищей.
Он их не бросил. Всех уложил на танк за броню и привез в надежде: вдруг хоть кого-то еще можно спасти…
Комбриг после случившегося приказал авангарду продвигаться в предбоевых порядках, а подозрительные копны обстреливать из пулеметов.
Где-то на подходе к Лукуву 20-я танковая бригада ушла из 165-й дивизии в свой 11-й танковый корпус, и нам опять пришлось действовать вместо танков.
В ночь с 27 на 28 июля мы остановились в лесу. Несколько суток подряд люди не спали, ожесточенные бои за каждый населенный пункт так всех вымотали, что мы засыпали на ходу, и все-таки прежде всего, как всегда, обслужили и дозаправили машины топливом, маслом, боеприпасами. За это время начтыла Черняк организовал вкусный горячий ужин. Все с большим аппетитом поели, но от сытости стало еще больше клонить ко сну. Проверив непосредственное охранение и установив дежурство офицеров, я присел на надмоторный люк и на прохладной броне сразу же задремал. Однако поспать мне опять не удалось.
Около часа ночи меня вызвал в штабную машину начштаба, здесь в большой тесноте ютились его заместители и помощники, колдуя над картами на полках-столах, закрепленных на стенках кузова. Выслушав мой доклад о прибытии, майор Шулико разложил на походном столике карту и при тусклом свете гильзовой «люстры» показал цветным карандашом рубеж, куда должна выйти батарея:
— Нужно захватить населенный пункт Стулино. Действовать будете совместно с батальоном стрелков. По данным воздушной разведки, в селе находится до батальона пехоты, усиленной артиллерией, поэтому атаковать будете на рассвете, успех вам даст только внезапность и решительность атаки. Капитану, комбату стрелков, задачу ставит его комдив. Докладывать мне по радио в начале каждого часа. Желаю успеха, лейтенант, — добавил майор и пожал мне руку.
Когда я вернулся в батарею, там меня уже поджидал комбат, на самоходках десантом расположился его батальон. Поздоровались, при свете карманного фонаря сверили часы и карты с нанесенной на них обстановкой и боевой задачей. Время поджимало, за пять минут ознакомили офицеров с задачей, они, в свою очередь, довели ее до экипажей.
Около двух часов ночи наша колонна двинулась по темной лесной дороге. Мы с капитаном сидели рядом за крышкой командирского люка. Самоходка медленно продвигалась в голове колонны, впереди в качестве головного дозора действовала самоходка Ревуцкого с десантом — взводом стрелков, вооруженных ручными пулеметами, автоматами, гранатами и двумя ранцевыми огнеметами, что придавало десанту большую огневую мощь. Задача передовой заставы — своевременно предупредить внезапное нападение противника слева или справа, а с фронта мы поддерживали связь сигналами карманных фонарей с самоходкой Ревуцкого. Лес усиливал ночную темень, дороги практически не было видно, лишь изредка между клочьями бегущих облаков проглядывали кусочки темно-синего неба с яркими звездами и перевернутым серпом луны, на мгновение освещая наш путь. Двигатели самоходок работали мерно, на малых оборотах, и таким тихим был их рокот, что иногда мы слышали крик филина или шумный перелет охотившейся совы. Напрасно мы с комбатом напрягали зрение, всматриваясь в темноту, — ни зги не было видно. Успокаивало, что мы не слышали ни одного выстрела, значит, с этой стороны немцы не ждут нас. Но у каждого поворота дороги командир разведгруппы давал нам знать зеленым огнем карманного фонаря, что путь свободен.