Танкисты. Дилогия
Шрифт:
Реальным же количеством участвовавших в сражении новых тяжелых танков и САУ мало кто из доморощенных или откровенно проплаченных «исследователей», порой живущих на западные гранты, интересовался. Равно, как и тем фактом, что танков Pz-V Panther на Прохоровском поле и вовсе не было, как и «Фердинандов», воевавших на северном фасе Курской дуги. Довольно-таки неудачно воевавших — достаточно вспомнить, что более двадцати из девяноста самоходок подорвались на минном поле, где и остались. Да и использовали их немцы, мягко говоря, не слишком тактически правильно.
Возможно, Дмитрий несколько и утрировал, вспоминая, как разнились сведения «из Интернета» с данными серьезных источников, например, Центрального
Но как бы там ни было в постперестроечных исследованиях и современных интернетах, сейчас Захаров воочию видел как раз самую настоящую историю величайшего танкового сражения.
И ему было страшно…
Наверное, именно поэтому события нескольких следующих, поистине «огненных», дней отложились в памяти хаотичным нагромождением отдельных боевых эпизодов, нарезанных неведомым кинооператором по одному ему известному принципу и в ему же одному понятной последовательности. Эдакий набор ожившей фронтовой кинохроники, только, к сожалению, со звуком и цветом. К сожалению — поскольку на виденных в его времени черно-белых кинокадрах старой хроники смерть выглядела почти совсем не страшной. Кровь не резала взгляд кумачовой яркостью и казалась просто темным пятном на мундире или броне, а рвущееся из люков неистовое черно-рыжее пламя не ревело, заглушая нечеловеческие крики сгорающих заживо танкистов. Здесь же с цветопередачей все было, увы, в порядке. Равно как и с запахом. Тяжелым и неповторимым запахом Войны, железисто-кровавым, удушливо-сладковатым, солярочно-соленым, кисловато-пороховым.
В какой-то момент в голову Захарова вдруг пришло, что на настоящей войне запах и цвет становятся одним целым, сплетаясь в некое немыслимое и не существующее в природе сочетание, позабыть которое невозможно уже до самой смерти. Кровь, например, всегда пахнет алым или бурым, сгоревшая плоть — антрацитово-черным, оголившаяся кость — белым с кровавыми брызгами, а вывалившийся из распоротого осколком живота кишечник — серовато-розовым, с желтыми прослойками жировой ткани…
А вообще, конечно, это был ад. Самый настоящий ад, на несколько дней воцарившийся на, как говорилось в описании окрестностей Прохоровки, «сильно пересеченной местности с глубокими балками, оврагами и поймами рек».
По сути, Прохоровское поле, ограниченное с одной стороны рекой Псёл, с другой — высокой железнодорожной насыпью, было не столь уж и большим, около десяти километров в поперечнике. Но плотность танков, САУ, противотанковых орудий и людей, сошедшихся в одном месте и в одно время, поистине поражала. Дмитрий не знал, за что воюют панцергренадеры из «Рейха» или «Мертвой головы», но за проведенные в сорок третьем месяцы уже более чем разобрался, за что сражаются советские люди — танкисты, артиллеристы, летчики, пехотинцы… он сам, в конце-то концов! Да, теперь он знал; и это знание поддерживало его ничуть не хуже, чем необходимость любой ценой выполнить поставленный приказ.
Разумеется, в детстве и юности он не раз смотрел озеровское «Освобождение», поражаясь массовым боевым сценам и прекрасно снятым эпизодам рукопашных схваток оставшихся «безлошадными» танкистов. Но никогда не думал, что сам станет участником чего-то подобного. Только во сто крат более страшного, жестокого и кровавого.
Батальон, в состав которого входила и рота Захарова — комбат все-таки сделал его ротным. И, что уж и вовсе из области фантастики, он снова принял под командование танк под номером «сто двадцать четыре» вместе с экипажем! — вступил в бой после полудня двенадцатого июля. Местность, в одних
Прекрасно понимая, что шансов напороться именно на «Тигры» у них не столь и много, Дмитрий заранее проинструктировал взводных, напирая на то, что бороться им, скорее всего, придется со вполне знакомыми «четверками» и «тройками», пусть и новых модификаций. Ну, и с самоходками, разумеется, куда ж без, мать их, «штурмгешютцев», чтоб им сгореть, да с детонацией? Противник смертельно опасный даже на предельной дистанции, кто спорит, но отнюдь не непобедимый. На вопрос, что делать, если все ж появятся тяжелые танки, десантник не колеблясь ответил: в лобовой бой на дистанции свыше полукилометра ни в коем случае не вступать и снаряды попусту не тратить, по полной использовать преимущество в скорости и маневренности, сближаться и бить наверняка, в борт или корму. При возможности — атаковать противника сразу двумя-тремя машинами. Максимально использовать рельеф и естественные укрытия, пропуская вражеские танки мимо себя, и опять же бить в борт или корму. И, конечно же, опасаться пехотного сопровождения, поскольку для того, чтобы прилепить к борту Panzerknacker [23] или запихнуть в ходовую связку гранат, много ума и времени не нужно.
Встречный танковый бой достаточно быстро превратился — по крайней мере, там, где сражалась рота Захарова — как раз в подобные смертельные «пятнашки». Игру, в которой победитель получал главный приз — жизнь, а проигравший — приз утешительный. Смерть. Потеряв в первые пятнадцать минут схватки пять машин и оставив на поле три горящих немецких танка, рота рывком сблизилась с противником. Похоже, проведенный инструктаж всуе не пропал: «тридцатьчетверки», пусть и не слишком умело — не было времени потренироваться, — но маневрировали, сбивая фашистским наводчикам прицел.
Десантник постепенно уводил роту влево, стараясь, чтобы фрицы раньше времени не разгадали его маневр. Если все пойдет, как задумано, уцелевшие танки пройдут метров триста по неглубокой балке с пологими склонами и сухим дном, выйдя немцам во фланг. А уж там вся надежда на расторопность механиков-водителей да мастерство наводчиков: взять в борт Pz III или IV любой, хоть самой распоследней модификации для их 76-миллиметровок не проблема.
Разумеется, вышло не совсем так. Точнее, совсем не так. Выломившись сквозь разросшийся поверху балки кустарник, рота и на самом деле оказалась во фланге наступающих эсэсовцев. Первым же залпом гвардейцы сожгли три немецких танка — один записал на свой счет Захаров, воткнувший болванку в борт длинноствольной «четверки» модификации «Н», — и несколько бронетранспортеров с пехотой, идущих следом. На этом удача закончилась, и танки Захарова неожиданно попали под огонь замаскированной противотанковой батареи, первым же залпом спалившей две «тридцатьчетверки» и серьезно повредившей еще один танк.
Проводив взглядом два взметнувшихся в небо дымных столба, Дмитрий принял единственно возможное решение, отдав приказ рассредоточиться и на максимальной скорости уходить из-под огня, сближаясь с противником. Если успеть смешаться с немцами, ПТО не смогут вести прицельный огонь, опасаясь попасть в своих. К сожалению, немецкий командир тоже умел принимать правильные, а главное, быстрые, решения, развернув танки навстречу неожиданно появившимся русским. Вот тут-то и закружилась, сменяя кадры-картинки, та самая смертельная карусель, прокатиться на которой и уцелеть мог лишь самый подготовленный или удачливый…