Танкисты. Книга вторая
Шрифт:
С 1972-го по 1984 год преподавал в Академии имени М.В. Фрунзе. В феврале 1984 года ушёл в запас в звании Гвардии полковника-инженера. Вот такая у меня жизнь получилась…
Интервью С. Смолякова, лит. обработка Н. Чобану
Ерин Павел Николаевич
Учился я в школе, как обычно. Отец мой был не офицером, а тогда просто называлось: командиром. Служил, лейтенантом был, потом сразу с лейтенанта
В 1941 году, когда на 1 сентября пришли в школу – нам объявили, что мы, такие рослые ребята, 7-классного образования… и нас мобилизовали на военный завод. В Энгельсе развернули завод по производству боеприпасов, снарядов 76-миллиметровых. Там обучились мы месяца три на токарей 3-го разряда, и – к станкам, по 12 часов. Понедельно: неделя – ночная, неделя – дневная смена. На работу ещё два часа ходьбы с военного городка, и обратно два. Итого16 часов на ногах, вот так.
Работали – нас было трое с нашего полка – дети офицеров. Значит, никаких выходных за 1941 год с сентября, 1942-й – это полный год, и 1943 год до сентября месяца: потом меня призвали в армию. Вот такая работа.
Сначала призвали нас в Увольск, это севернее. Там – школа младших авиаспециалистов. Приняли присягу – и вдруг нас погрузили в эшелон. Понадобились танкисты. И – в учебный центр Марийской АССР, станция Суслендер такая. Там была учебная бригада, в которой мы шесть месяцев обучались. На наших танках, конечно, «тридцатьчетверках». Т-34. По окончании, уже в 1944 году, в июне месяце нас повезли в Наро-Фоминск: там был советский автобронетанковый центр. А там оказались танки – прибыли с Америки – «Шерманы». Ленд-лиз. Да. М3А4.
Вот на них какая особенность: на них были уже зенитные пулемёты крупнокалиберные, 12,7 мм, а на наших – нет. Наши танкисты в стрельбе по воздушным целям не тренировались и не отрабатывали это упражнение, потому что не было такого на наших танках. А с Америки ещё три самоходные установки зенитные прибыли, и четыре спаренных: тоже зенитных. И нас обучали – и танкистом, и на этих – зенитчиком.
Да. Так что мы – «многостаночники» были. По окончании (мы там четыре или шесть месяцев находились) направили на 1-й Белорусский фронт. Там в Латвии, в направлении на Ригу, в общем, там наш 3-й Сталинградский гвардейский механизированный корпус, генерал-лейтенант Обухов командовал. Вот туда прибыли, там уже бои очень такие интенсивные не были… но одна дивизия танковая эсэсовская была против нашего корпуса. Я там в бою участвовал. И меня ранило там в бедро.
– Какая у вас воинская специальность была?
– Я командиром танка был. Мне не было ещё практически даже 18 лет. А экипаж состоял, значит: 1921 года рождения, 1922 года, и даже заряжающий был старше моего отца на семь лет – 1898 года! Он воевал и в Первую мировую войну. И он мне говорил: «Товарищ командир, вы меня очень не гоняйте: я всё знаю, как нужно делать». У него пятеро детей было, и он за мной просто вот… ухаживал.
Ночью, зимой, когда в Наро-Фоминске он был дневальным и отапливал там печку – взял мои портянки, постирал как-то, посушил. Я утром смотрю: портянки мои! Я ему говорю: «Вы постирали?» – «Да. Я хотел за вами поухаживать, вы такой молодой»…
Жалел, в общем, он меня, конечно. Грузили боеприпасы, снаряды для танков – и он надорвался, его списали, уволили. Ему сколько тогда, в 44-м году… считайте… было ему 46
Ещё такие были солдаты… Но они в основном, конечно, хозяйственные работы исполняли в полках, дивизии. Как бы «на второй линии» они обычно служили. Да, в боевых действиях не участвовали.
Ну, вот, и в одной атаке, значит, танк шёл слева мой… слева от батальона… и поле такое, трава… И механик-водитель не заметил: воронка от взрыва. И он танк развернул и подставил бок. А это – ни в коем случае, это самое уязвимое место! И немецкий наводчик, артиллерист, выстрелил. Но снаряд – болванка… слышали такой? Без взрывчатки. Да, не взрывается. Это не осколочно-фугасный. Этот снаряд – хорошо, вдоль танка укреплены ящики там, цепи, лопаты… И снаряд попал в это всё касательно – и погасил свою ударную силу. Если бы прямо в борт ударил, то с внутренней стороны так называемый осколочный поток бы весь экипаж поразил. А тут – удар, а вдоль бортов внутри – карманы! Там два ряда карманов, в них – гранаты Ф-1. Двадцать штук с правого борта. Что там оторвало… и ЗИПы ниже, тоже в карманах. Там ключи… кроме того – детали… и, видно, от удара их из этих карманов вырвало – и мне разнесло вот это бедро. Комбинезон прорвало…
Остановились, меня из танка извлекли. А медсанбат – за рекой, а через неё переправа шла, наступление же было, небольшое хотя, но подавали боеприпасы, топливо – и никого не пропускали. Капитан, хирург – она пошла туда и говорит, что вот, мол, у меня раненый, нужно… и всё такое, иначе у него гангрена будет. А там генерал стоял, он говорит: «Примите любые меры, но не можем мы сейчас. Нужны боеприпасы: и нам, и соседнему фронту, там тоже боевые действия». И меня не под местным, не под общим наркозом – живьём зашивали!
Вы представляете, что это такое? Значит, она мне – эта хирург, женщина, капитан – налила спирта. А я никогда не пил. Свернула такой жгут, сделала, тряпку в зубы… Я – сжал, иначе я мог себе ещё челюсть сломать. Я выпил – и две девушки, санинструкторы, здоровые такие – одна насела на меня, на ноги, и – держали. И она меня, хирург, так зашивала.
Я не знаю, было холодно… я замёрз было (а они раздели догола меня, чтобы я замёрз). После того как она мне это всё закончила, так с меня пар просто шёл. Но я ничего не чувствовал, хоть и боль, конечно. Вот когда с этой стороны мне… а когда с рваной стороны игла идёт, это – я не знаю!
В училище
Вот сколько нашим медикам рассказывал – они говорят: «Это просто невозможно». Я говорю: «Ну, молодой был, выдержал».
Так она зашила меня и говорит: «Молодец, гвардеец, выдержал. Долго будешь жить». Вот после этого мне уже в танк нельзя было залазить, потому что меня не положили в медсанбат, ничего. И я неделю так командовал зенитной этой установкой, насколько её знал. И всё: я – около штаба, штаб корпуса прикрывал от воздушного налёта. Хоть ни разу налёта и не было, но всё равно.
После окончания войны нашу роту отправили в Москву. Там был склад запасных частей для американской техники. И когда Парад Победы – там не хватило личного состава. Но не те, которые в пешем строю или в танках – а просто в буксиры артиллерийских систем. Идут для массы в кузове. Ну, мы сидели… одели нас в комбинезоны. Так что я в параде поучаствовал, увидел всех наших там руководителей. После того как кончилось это всё (парад, это 24 июня же было), корпус перебросили на Дальний Восток: Забайкальский фронт.