Танкисты. Книга вторая
Шрифт:
– По поводу экипажа вы рассказывали; вы с ним долго воевали до первого ранения в Прибалтике?
– Экипаж этот мой у меня сохранился до конца.
– То есть, получается, выбыл только тот «старый»? Если можно, поподробнее: если вы помните имя, отчество, национальность там – про них чуть-чуть рассказать…
– Ростовский Жора Андреев. Механик-водитель. Я про него… это, может быть, не нужно будет записывать… он был карманник. Очень много же было зэков до войны. Их призывали, чтобы они там не отсиживали. Даже и не добровольцев брали их. Если какие-нибудь не убийцы. «Щипачи» их называли. Механика-водителя уволили сразу же, как только закончили мы на Западе… механик-водитель был, чтоб не соврать, 1919
– А другие члены экипажа? Если помните…
– Пушкарёв был. Был заряжающим вместо этого дедка, которого уволили. Дальше – Кадыкин наводчик был. Это горьковчане. Один, значит, 1923 года, этот Пушкарёв. А Кадыкин – 1921 года. Они все были с Горьковской области. А я – с Мордовии. Это когда-то в царское время – Самарская губерния. Мордовия входила. Ну, наверное, немногочисленные были эти Марийская АССР, Чувашская… Все они входили. Но наше село было под покровительством великого князя.
Потому что были рослые такие все мы, и мы служили только в гвардии, с нашей деревни. Так что мы там около царей обитали, наши предки. Но никто из моих предков со времён Петра I… дослуживался только один, Дмитрий (это прадед мой) до ефрейтора. И то: приехал – так такой начальник, все шапки ломали перед ним, селяне. Все богатые же были мужики, крестьяне. И наше село было на особом положении. У нас земледелие было особое, не было крепостного права. Вот как у казаков землепользование было общественное, по едокам распределяли. И наше село поставляло люд только в гвардейские части царские. Рослые были, блондины. Не белые, конечно, но и не воронокрылатые по цвету волос были.
– Забыл спросить про наркомовские сто грамм…
– Да, зимой. 41 грамм. Это спирт. Это, наверное, для того, чтобы не замерзали. Офицерам – коньяк. И притом коньяк – армянский. Офицеры – все. Могли они и водку, если хотели…
– По поводу зимы. Как быт обустраивали? Вот танк приехал куда-то. Вы рыли под танком? Говорят, танкисты рыли под танком, так скажем, блиндаж небольшой…
– Это «тридцатьчетверки». А на «Шерманах» было очень умно придумано. Так называемый «ивенс». Одноцилиндровый двигатель внутри танка. Этот «ивенс» зимой гонял топливо, картерное масло с двигателей гонял, отапливал, подогревал постоянно. Работал и отапливал танк внутри, экипаж. И двигатель постоянно был подогретый. Ну, масло подогретое, значит, и запускался двигатель хорошо. Вот это очень умно. Такой нешумный был двигатель. Там насос был, всё устроено.
А наши – под танком. У «тридцатьчетверки» сзади печка прикреплена, трубы. Копали аппарель, танк наезжал. На дне ставили под двигателем эту печку, выводили, рыли траншейку, подкладывали трубы дымоходные, заваливали. А на танках же брезенты были – всё, закрывали танк: экипаж, механик-водитель – конечно, внутри танка. Там тепло было, потому что эта печка. Остальные подстилали что-то: брезенты, или кошма была. Вот подстилали это всё – и там отдыхали. Один кто-то стоял отапливал, топил, чтобы не было угарного газа. Это только на наших, на советских танках. А американские – вот это было умно.
– А внутри он там чем обит, американский танк?
– Сиденья были, конечно, кожаные, да. То есть там комфортно было. Ну, они под себя всё. Но всё на болтах, на шурупах, и всё это при вибрации начинает… И каждый раз после марша нужно обязательно проверять, смотреть вкладыши всякие там, и шплинтики там эти… Постоянно мы ключами
– Вам удавалось танки подбивать или огневые точки? Счёт вели?
– Нет, у меня на счету – бронетранспортёр. Когда мне в лобовой лист рикошет попал, вот в это время. И пушку одну. Но – задавили её. Наводчик, видно, неопытный был. Это тот, который выстрелил. Видно, он сетку прицела от испуга перепутал – и ствол понизил, поэтому снаряд попал в землю. И мы эту пушку задавили. Вот он сбежал – и вся с ним обслуга тоже. И бронетранспортёр там стоял и стрелял, пулемёты там стояли, два: крупнокалиберный и нормального калибра. И вёл огонь. По пехоте, конечно. Я засёк, я увидел это – и дал целеуказание Кадейкину этому, наводчику. И он это поразил. Сказал: «Заряжай осколочный фугас». Пушкарёв тоже здоровый такой парень. Нас всех высоких таких туда, потому что танк высокий… в «тридцатьчетверке» бы мы не поместились.
– Самым страшным врагом были артиллерия и танки противника. А фаустпатроны?
– Фаустпатрон – нет. Фаустпатроны они применяли больше в населённых пунктах: уже тогда, когда в Германии большинство. В Германии, в Польше: уже когда вступили, перешли границу. А тут – нет. Вот танковая дивизия эта немецкая – вот она противостояла. Мощные танки. У них, правда, было три-четыре «Тигра-II». Это последние их. Всего триста штук немцы успели произвести.
– Бывали ли вы под бомбёжкой: именно когда авиация работает?
– Нет, не попадали мы. Ну, немцы уже к этому времени очень слабые были. Там «рама» у них, разведывательный этот самолёт… на большой высоте они облетали всегда фронт. Но истребители поднимались наши: или он успевал уйти, или сбивали его. Кроме того, в нашем корпусе, даже в нашей бригаде артиллерийский полк был – это для усиления – и зенитный полк. 37-миллиметровые были орудия. И потом уже наши очень хорошо истребители контролировали. Господствовали в то время.
Но был один казус, я это видел. Мы были не в боевой обстановке, а стояли там на позициях ожидания, командование решало, что делать, что куда. Отбомбились… «Пе-2» у нас были, «петляковы». С двумя двигателями. Их когда конструировали, эти петляковские машины – как истребитель. Но они не подходили, конечно. Скорость у них маловата для истребителя и маневренность. Так вот, целый полк отбомбился. Я не знаю, где там они устроили. Может быть, Кёнигсберг отбомбили. Израсходовали даже боеприпас своих пулемётов – и возвращались. Думали – ну, всё. А немец, оказывается, применял тактику Покрышкина, который где-то барражировал, выбирал цель – и потом сбивал. И немецкий «Мессершмитт» – не «Мессершмитт»-109, а 110: тоже двухмоторный истребитель – он выскочил из-за облаков и пристроился к этому полку и тринадцать самолётов сбил. Это ужас, мы просто кричали аж!
Нужно было им обязательно не отпускать истребительное прикрытие. Их же сопровождали истребители. Но они ушли. Командир полка, видно, сказал: «Всё, давайте, ребята». У них ведь топливо заканчивается там. Но они успели всё же доложить командиру полка о том, что их атаковал немецкий истребитель и большие потери. И звено истребителей прилетело срочно. Но немец сразу вниз пошёл, а лесистая местность – и он над лесом, и его не видно было. И он скрылся, и его не перехватили.
Тринадцать самолётов – это просто ужас. Впервые я такое видел. И, наверное, его там награждали, герой войны он там у немцев был. Вот этот случай особенный, я до сих пор помню. И лётчики выпрыгивали из самолётов на парашютах. Хорошо, что над нашей территорией уже, где наши войска находились. А если бы над немецкими позициями? Их бы расстреливали. Хотя по конвенции не положено было поражать. Но вот так.