Танковые рейды
Шрифт:
— Знаю, где он там спрячется, — сказал Мансур. — Я доведу.
Предстоял путь через горы, глубокий по пояс снег. Измотанные, без сна и отдыха, мы еле двигались. Когда перевалили хребет и оказались в Кечи-дараси, мы поняли — не зря так прозвал народ это ущелье: только горные козлы могли здесь продвигаться без опаски сломать шею.
Вот и пещера, которую искал Мансур. Но уже ночь. А пещера хранит молчание. Прямо сказать, жуткое молчание.
Расставляю посты. Ночь проходит в тревожном ожидании.
Наутро начинаем кричать в пещеру, предлагаем выйти и сдаться. В ответ молчание. Тогда
Здесь-то здесь, но как их оттуда выкурить? Из пещеры раздавались меткие выстрелы и укладывали наповал каждого смельчака, отважившегося приблизиться ко входу в нее.
Так прошел еще целый день. К вечеру прибыл на помощь взвод войск НКВД под командой моего однокашника Ростовцева.
— Что ты с ними цацкаешься! — сказал Ростовцев. — Давай обстреляем их ружейными гранатами, прямо внутрь пещеры. У тебя же другого выхода нет.
Я промолчал, потом сказал по-азербайджански:
— Мансур, скажи им ты… А то… сам понимаешь, гранатами если…
Мансур сломал палку, которую сжимал в руках.
— И что? Пусть он там подохнет!
— Но ведь он там не один…
Мансур встал, сложил руки рупором и крикнул в пещеру:
— Эй, люди! Бросьте там этого сукиного сына и выходите, а то все погибнете! Это говорю вам я, Мансур…
Тотчас раздался выстрел. Как только Мансур увернулся от него, не знаю!
Делать было нечего. Скомандовал — в пещеру полетела граната. Послышался грохот, умноженный эхом пещеры.
Через несколько минут из пещеры вышли четверо, опустили на землю оружие. Можно было ожидать подвоха. Я спросил:
— Где остальные?
— Нас осталось всего пятеро. Пятый — Меджид. Он там. Мертвый, — отвечал один из бандитов.
К нему тут же подскочил Мансур, схватил за грудки:
— Это правда?
— Правда, Мансур. Он застрелился.
А. Бабаджанян (в белой гимнастерке, справа) с бойцами своего взвода
Мансур оттолкнул от себя бандита, опустился на снег, обхватил голову руками.
А в пещере действительно лежал мертвый Меджид.
С бандой было покончено.
Но пуля все же достала меня. Видно, не внял я должным образом советам командира полка и П. Яремчука — был ранен в тех боях.
Эти воспоминания еще больше растравляют меня… Ранен в бою за Советскую власть. А эти женщины за шпиона приняли… С обидой я и засыпаю.
Наутро с усмешкой вспоминаю свои ночные «тягостные» размышления. Да и некогда. Надо исполнять свои обязанности.
Глава вторая
Война!
19-я армия И. С. Конева была мощной боевой силой — три корпуса и стрелковая дивизия. Она получила приказ перебазироваться в район Витебска. Однако начало погрузки в железнодорожные эшелоны почему-то задерживалось, мы томились в вынужденном ожидании, а события на фронтах развивались бурно, и, увы, не в нашу пользу.
Глубокими клиньями танковые группировки
28 июня гитлеровские войска овладели Минском, Бобруйском, 3–4 июля противник вышел на своем правом фланге в районе Рогачева к Днепру, на левом занял Борисов. Фронт неумолимо перемещался на восток. Аэродромы противника подтянулись совсем близко, налеты его авиации становились все интенсивнее и наглее. Под вражескими бомбардировками затруднялась не только погрузка войск армии, но и передвижение эшелонов, они растянулись на колоссальное расстояние, более чем на пятьсот километров: когда первые достигли района Смоленска, другие только начинали грузиться.
В условиях непрерывных авиационных ударов противника для ввода армии в действие после начала погрузки требовалось не менее двенадцати-пятнадцати суток. А их в запасе не было.
Бронированные армады врага развивали наступление на Могилев, Оршу, Витебск. 19-й армии была поставлена задача: занять оборону по рекам Западная Двина, Вонь.
Подходили эшелоны, войска совершали марш и с ходу вступали в бой с танковыми группировками. Бои были тяжелыми и кровопролитными. К вечеру 9 июля из четырехсот эшелонов прибыло к месту назначения всего сто три, остальные медленно пробивались к Смоленску. К этому времени в 19-й армии не было ни одной полнокровной дивизии, в соединениях оставалось всего по три-четыре стрелковых батальона. Не было артиллерии — она еще находилась в пути.
Несмотря на крайне тяжелую обстановку, личный состав 19-й армии, как и все советские воины на всем протяжении советско-германского фронта, героически дрался с численно превосходящим противником. Ф. Гальдер записывает в своем дневнике: «Сведения с фронта подтверждают, что русские всюду сражаются до последнего человека» [6] .
Танковый десант Гудериана — за Днепром. Гудериан хвастливо пишет в своих «Воспоминаниях солдата» («Erinnerungen eines Soldaten», Гейдельберг, 1951), широко пропагандируемых на Западе: «11 июля ранним солнечным утром, в 6 час 40 мин, в сопровождении моих гостей я выехал со своего командного пункта, располагавшегося в Толочине, который еще в 1812 году служил штаб-квартирой Наполеона I, и направился к Копысь, чтобы присутствовать при форсировании реки 47-м танковым корпусом».
6
Цит. по: Военно-исторический журнал. 1959. № 7.
Он свято верил в непобедимость своих бронированных армад, потому и пригласил поглядеть на форсирование Днепра, как на торжественную церемонию, своих гостей — личного адъютанта Гитлера фон Белова и представителя Муссолини генерала Марасса. Он был полон приятных исторических ассоциаций — до зимы еще было далеко… Мы пока еще отступали.
12 июля я ехал по дороге Витебск — Смоленск, из кузова грузовой автомашины наблюдая за «воздухом». На перекрестке Минской и Витебской дорог навстречу на большой скорости выскочил мотоцикл с коляской.