Танковые рейды
Шрифт:
Немцы! Дал по мотоциклу очередь из автомата. Мотоциклист пытался увернуться и свалил машину набок. С шофером мы обезоружили немцев, усадили их в кузов и доставили на КП 19-й армии.
И. С. Конев лично допрашивал этих первых немецких пленных, взятых 19-й армией.
— Какой дивизии? — обратился он к высокому белобрысому пулеметчику. Тот не спешил с ответом, стоял, широко расставив ноги, презрительно сузив веки с рыжеватыми ресницами. — Повторите ему вопрос, — приказал И. С. Конев переводчику.
— 17-й танковой, — наконец
— Где части дивизии?
— Не знаю.
— Врет! — бросил Конев.
Перевели. Белобрысый хмыкнул:
— Не вру. Могу сказать, где были вчера, а где сегодня… — Он замялся, подыскивая подходящее слово. — Вы так быстро… отступаете…
— …«драпаем», так он хотел выразиться, — поправил Иван Степанович переводчика. — Ладно.
Немцу показалось, что превосходство их признано, он осмелел и, полный высокомерного презрения к «аборигенам», с вызовом процедил:
— Могу сказать, где дивизия будет завтра — в Смоленске.
— Увести! — резко бросил И. С. Конев.
Я пожалел, что привел этих пленных к командующему. Сердце сжималось от обиды и от сознания, что наглость противника порождается его успехами и нашими неудачами.
Увы, инициатива была в руках врага. Он диктовал свою волю, он не давал нам ни малейшей возможности подтянуть крупные силы Vi организовать оборону. Авиация противника поражала наши войска на глубину четыреста-пятьсот километров. Господство в воздухе в первые дни войны безраздельно принадлежало врагу, наши войска несли от авиации противника большие потери. В результате ее непрерывных атак по железным и шоссейным дорогам срывалось сосредоточение наших войск и подвоз необходимых боеприпасов. У нас не хватало техники и вооружения. Но нам было не занимать храбрости, отваги и убежденности в правоте нашего дела.
После войны я не раз слышал от старых солдат: «Кто не познал войну в сорок первом — начале сорок второго, тот не знает, что такое настоящая война». Пожалуй, они правы. Автору этих строк доводилось видеть, с какой беззаветной отвагой дрались советские воины не только на передовой, но и в условиях, казалось бы, отчаянных — в окружении.
А враг наглел. Успехи в первые дни войны вскружили ему голову. Потому так вызывающе дерзко вели себя на допросе у командующего два гудериановских танкиста.
Вспомнилась книга Г. Гудериана, с которой мы успели познакомиться перед войной, — «Внимание, танки!». Что же это, невольно думалось в те дни, — подтверждение правоты Гудериана, воскликнувшего еще в 1940 году у Арденн по поводу стремительного продвижения германских бронетанковых сил: «Ничто не может остановить эту мощную ударную силу!»?
Так неужели он прав? Может быть, мы недооценили немецкую военную доктрину «молниеносной войны», по которой успех в войне решают прежде всего танки и авиация? А люди — отнюдь не главные детали военной машины. Может быть, в самом деле мы вовремя не вняли возгласу «Внимание, танки!», не повторили
Во время изнурительных оборонительных боев на подступах к Смоленску в войска 19-й армии прибыл маршал С. К. Тимошенко. Помимо работников штаба Западного фронта сопровождали маршала в его поездке по войскам и мы с полковником Русаковым. По дороге на Смоленск нас атаковали три вражеских пикирующих бомбардировщика Ю-87. Все повыскакивали из машин, залегли. Бомбы попадали веером, не причинив нам вреда. Самолеты повернули назад.
Поднимаясь с земли, отряхиваясь, С. К. Тимошенко погрозил кулаком вслед удаляющимся самолетам:
— Ну, ну, еще посмотрим!.. — И тут увидел стволы зенитных пушек. — Зенитки?! А почему молчат? — Маршал направился к орудиям.
От орудий отделился небольшого роста, крепко сбитый сержант, четким строевым шагом подошел к маршалу и отрапортовал, что он за командира батареи, комбат погиб вчера при отражении танков противника, командир огневого взвода тяжело ранен.
— Где же люди? — спросил С. К. Тимошенко.
— В укрытиях, товарищ маршал. Разрешите подать команду «К орудиям»?
— Подайте.
Расчеты молниеносно заняли свои места.
— Почему же не стреляете? — удивился Семен Константинович.
— Нечем, товарищ маршал. Снарядов нет. Очень хочется бить гадов, а снарядов нет. Потому и приказал всем: в укрытия. Зачем зря людей подвергать опасности?
— Что ж, резонно, — согласился Семен Константинович. — Люди наши и так достаточно собой жертвуют. И не возьмешь нас! — Он опять погрозил кулаком в сторону улетевших немецких бомбардировщиков.
— Это точно, товарищ маршал, — браво подхватил сержант, — снаряды без людей — мертвые, а люди без снарядов — живые.
Маршал и все мы дружно рассмеялись, и смех наш как бы дал разрядку накопившейся в душе горечи.
На просторах Смоленщины 19, 16, 22-я армии продолжали ожесточенные бои. Наше командование принимало все меры, чтобы остановить наступающего врага, но обстановка на Западном направлении была крайне тяжелой.
Корпуса 19-й армии, отражая яростные атаки вражеской танковой группировки, откатывались назад. 25-й стрелковый корпус пробивался на Сураж, Витебск. Командир корпуса просил по рации подкреплений и поддержки. Что с 34-м стрелковым корпусом, никто в штабе армии не знал.
Тяжкое положение было и во всех остальных соединениях армии. Однако советские воины проявляли беспримерное мужество, сражаясь с врагом. В штаб 19-й армии все время поступали донесения о героических делах воинов, да и сами мы, работники штаба, постоянно выезжая в части, на передовую линию обороны, воочию убеждались в этом.
Не имея поддержки авиации, испытывая недостаток в танках и артиллерии, 19-я армия не добилась заметного успеха. Впрочем, в этих условиях трудно было ожидать иного.