Танковые рейды
Шрифт:
Я оглядываю себя и понимаю, что вызывает такую реакцию: дедушкин кинжал такой длины, а я такого маленького роста, что кинжал достает до самой земли. Закусывая до крови губы, снимаю кинжал, прячу его в саманник, но каждый день проверяю, цело ли мое грозное оружие.
Но вместе с тем мне уже начинают доверять — берут в ночной дозор, в караул. Крестьяне вооружаются на всякий случай — здесь уже знают, какая судьба постигла Бакинскую коммуну. Правда, стало известно, что к Баку продвигается с боями Красная Армия, а точнее, 11-я ее армия во главе с Кировым, Орджоникидзе,
В преддверии мая 1920 года 11-я Красная Армия вошла в Баку, а вскоре ее части появились и у нас. С великой радостью встречал их народ. Ну а мы, мальчишки, целыми днями крутились среди красноармейцев, просили разрешить потрогать винтовку, позволить покормить коней. С удовольствием чистили и купали лошадей, за что порой получали в награду потертую буденовку — восторгу не было конца.
Начиналась новая жизнь.
…Вижу себя четырнадцатилетним босоногим мальчишкой-чардахлинцем, по простоте душевной предпочитающим горные тропки торным тропам науки. А уж тропинки всех четырех гор, окружающих мои родные Чардахлы, знаю назубок.
Помню, как однажды на такой вот дорожке повстречался с Ервандом Мартиросяном, парнем из нашего села, которого все звали «Ерванд-комсомол». Был он всего года на три старше меня, но обладал большой физической силой. Самого меня природа обделила — я рос маленьким и щупленьким. Твердо верил, что лишь из-за физической силы избрали Мартиросяна секретарем сельской комсомольской ячейки, чтоб нагонял страх на богатеев.
Была она немногочисленна, эта ячейка, всего семь человек поначалу, потом в нее входило уже почти пятьдесят ребят.
Непросто это было в те годы в наших краях — вступить в комсомол. Многие родители не только не разрешали самим стать комсомольцами, но не позволяли даже общаться с членами ячейки.
Не будем забывать, где это было.
Кавказ… Смешение языков. Сотни народов и народностей, речей и вероисповеданий. Власть адатов и вековых предрассудков. И, как везде в первые годы Советской власти, непреодоленная инерция классового неравенства в сознании темных, невежественных жителей горных заброшенных сел.
Первый свет, первое слово ленинской правды принесли к нам в село бакинские большевики, рабочие, бывшие чардахлинцы, когда-то ушедшие на заработки в нефтяную промышленность. Еще в 1919 году они создали в Чардахлах подпольную большевистскую группу. В ней было всего девять коммунистов, но мусаватисты, дашнаки и прочие прихвостни буржуазии и помещиков знали их силу и влияние на массы. Как только в Азербайджане победила Советская власть, коммунисты организовали в Чардахлах батрацкий комитет и нашу комсомольскую ячейку.
Вот тогда и стал ее
Ерванд хорошо начал. Каждое воскресенье собирал молодежь — ремонтировали бесплатно дома бедняков, дороги, мосты.
Завоевали комсомольцы села добрую славу в округе. И показалось Ерванду, что это все он один, его личная заслуга. В мысли этой его укрепляли собственные большие кулаки. Ерванд не выносил, когда ему перечили. Нерадивых, как ему казалось, ребят воспитывал подзатыльниками, тумаками. А поскольку нельзя дать подзатыльника девчонке, зачем девушек и в комсомол принимать?
А девушек и так не пускали родители. Напоминаю, дело-то происходило на Кавказе.
И вот стою я на узенькой тропочке перед Ервандом Мартиросяном, смотрит он на меня тяжелым своим взглядом и цедит сквозь зубы:
— Почему тебя не было на последнем воскреснике?
— Ты мою сестру не пустил на работу, и я не пошел.
— Воскресник для комсомольцев.
— А почему моя сестра не может быть комсомолкой?
— Не бабское дело комсомол. А тебе, парню, стыдно, за бабью юбку держишься! Прочь с дороги!
Ну, вскипело тут у меня, конечно, А Ерванд только свои кулачищи сжал. Куда мне против него! Сознаю это вроде, а сам ни с места, как врос. Упрямый был, не лучше этого Ерванда.
И не выдержал Мартиросян. Плюнул для виду в обрыв и круто повернул назад.
Наверное, тогда я впервые понял, в чем истинная сила человека.
А Ерванд между тем продолжал упиваться своей властью. Дошло до того, что крестьяне стали жаловаться на него, а получилось так, что жалуются на комсомол. Потому вскоре приехал в Чардахлы секретарь уездного комсомольского комитета (укомола).
Бурное было собрание. Размахивая кулачищами, призывал Ерванд все «революционные» проклятия на головы «зарвавшихся интеллигентов», но это не помогло. Собрание проголосовало за снятие его с поста секретаря ячейки.
Новым вожаком сельской молодежи был избран Алексей Баграмов, младший брат будущего Маршала Советского Союза И. Х. Баграмяна, тоже чардахлинца по происхождению. Алексей — умница, светлая голова, книжник. «Учиться» было его любимое слово. И вот уже все ребята ходят в вечерний ликбез — какую там «грамоту» давала приходская школа сельского попа Геворка! Многие посещают кружки политучебы. Оборудовали сельский клуб, возникла самодеятельность. Идут на сцене пьесы на злободневные сельские темы, драматурги — наши деревенские учителя.
Одна беда — и мужские и женские роли приходится исполнять парням. Нет девушек. Нет их почти и в комсомоле — родители не пускают, да и Мартиросян в свое время поспособствовал.
Тогда, помню, собрал нас Алексей.
— То, что не идут к нам девушки, наш позор, ребята. Значит, мы с вами не можем так себя с ними вести, чтобы они нам верили, чтобы уважение к нам имели. А откуда у них возьмется, если у нас к ним нет?
— Почему это у нас к ним нет? — зашумели ребята. — Как еще с ними обращаться, как с шахинями?