Таня Гроттер и перстень с жемчужиной
Шрифт:
– Девятнадцать… – сказал Ванька, опытным глазом следя за дракончиком.
– Что девятнадцать?
– Девятнадцать раз врезался… Обычно после тридцатого бумканья он немного успокаивается… Уже двадцать… даже двадцать один… – поправился Валялкин.
Однако сегодня у Тангро был, как видно, длинный завод. Лишь после сорокового «бумканья», оставившего на стене след копоти, дракон немного устал. Точнее, не устал, а решил взять перекур. Он приземлился на пол рядом с печью и, сунув морду в банку с ртутью, принялся жадно лакать, высовывая раздвоенный, как у змеи, язык.
– А
– У драконов пол непросто определить, но почти уверен: он. Нахальный такой парняга! – сказал Ванька с любовью.
На обед была фасоль и квашеная капуста. И то и другое Ванька приготовил сам, без магии. И ничего, что фасоль немного пригорела, а у капусты был водянистый вкус.
– Это потому, что я использую заклинания роста. Иначе кочаны были бы мелкие, как горох, – с сожалением сказал Ванька, кивая во двор, где у дома на грядке лежало нечто, похожее на мячи для слоновьего футбола.
Таня кивнула. Интересно, хватает Ваньке еды? Помнится, в детстве он мог съесть целый супермаркет и даже дубинки охранников, пытавшихся его остановить.
– Ты не голодаешь в своем медвежьем углу? – спросила она.
– Не-а, не голодаю!
Таня недоверчиво оглядела его.
– Ты очень худой и бледный! Просто скелет, родственник Дырь Тонианно.
Ванька засмеялся.
– Я очень выносливый и жилистый скелет.
– Все скелеты так думают. Это у них такое распространенное заблуждение. Смотри, заработаешь себе язву желудка, как Поклеп, и у тебя сделается такой же характер. Тогда я тебя брошу, – пригрозила Таня.
– Милюля же не бросила Поклепа. И вообще нет у него никакой язвы, – сказал Ванька.
– Почему это?
– Как-то я случайно слышал его разговор с Сарданапалом. Все дело в черной дыре, исчезнувшей в созвездии Стрельца. Она теперь в желудке Поклепа. Не знаю, чья эта работа. Врагов-то у Клепы выше крыши.
– Не верю. Это противоречит логике. Черная дыра… ты хоть представляешь, что это? Она втянула бы всю Солнечную систему и не только, – сказала Таня не слишком уверенно.
– Ты жертва науки. Наши искры тоже невозможны. Они сверхплотные и обладают способностью преобразования материи. Логос, который становится вещью и плотью! С точки зрения ученого, это просто тихий ужас! – сказал Ванька.
Таня покосилась на гору книг. Полок в избе у Ваньки не было. Книги громоздились в углах высоченными, в человеческий рост, стопками. Ванька проявлял восхитительную небрежность, наваливая книги как попало. Огромные энциклопедии могли лежать поверх карманных словарей. В результате многие стопки накренились и держались лишь благодаря магии. Крайняя стопка вообще нависала тревожно – как вопросительный знак.
Зато в другом углу, где у Ваньки были расставлены жестяные банки с травами и зельями для ветеринарной магии, царил почти идеальный порядок.
– Ты стал хозяйственный. Сам квасишь капусту. Грядками обзавелся. Я даже не знаю, хорошо это или плохо… Твоя комната в Тибидохсе была радостно-бестолковой, и я к ней привыкла, – произнесла Таня задумчиво.
– Ну
Если его тибидохская комната и была на что-то похожа, так это на лазарет. Раненые жар-птицы, финисты, ноющие кикиморки. Кого там только не было! Впрочем, в берлоге Тарараха случались и зверушки похлеще. Чего стоил только лев с каменной кожей, ухитрившийся поймать здоровенную занозу в язык! Убежав из клетки, он две недели носился по лабиринтам Тибидохса, охотясь и вселяя страх в учеников.
Ванька налил Тане кофе. Присмиревший дракон лежал на столе рядом с кофейной туркой и изредка выдыхал колечки дыма. В эту приятную, тихую, блаженную минуту, когда по всему ее телу разливались покой и довольство, Таня решилась задать вопрос, который давно был для нее самым важным.
– И как, нашел ты себя? Не жалеешь, что не остался в Тибидохсе? – спросила она.
– Нет, не жалею.
– И… э-э… ни о чем не жалеешь? Ведь там была бы я?
– Ты же приедешь ко мне после магспирантуры? Разве нет? А я тут пока все расчищу… Есть у меня идейка завести пару лошадей и, возможно, козу. Здесь неподалеку, километрах в сорока, живут парень и девушка из Москвы… У них есть лошади. Они мне осенью обещали жеребенка, – сказал Ванька.
– Парень и девушка? Маги? – спросила Таня, медленно, как удав кролика, переваривая слова Ваньки.
Ей приехать сюда? В чащу? К медведям? Ей стало жутко от таких перспектив. И как могли ее родители Леопольд и Софья жить в такой же глуши, как эта? Здесь тесно, неинтересно, не происходит ничего яркого, волнующего. Неужели она позволит Ваньке затащить себя сюда? Что она тут будет делать?
– Нет, не маги, обычные люди. Они в Москве все бросили и приехали сюда. Купили развалюху, приложили руки, неплохо отстроились. Сейчас у них три лошади, две коровы и несколько коз. Есть еще куры, гусыня и крыса, которая живет на воле. Они привязали ей на шею колокольчик, чтобы отличать от крыс, которые… ну которые, в общем, всегда жили на воле, – сказал Ванька не без зависти.
– Хм… И часто ты у них бываешь? – ревниво спросила Таня.
– Где-то раз в месяц. Если пешком, то к ним добираться день и еще полдня. Но я обычно летаю на пылесосе. Прячу его где-нибудь в чаще, километрах в трех-четырех… – сказал Ванька.
– Но если ты заведешь лошадей и козу, ты же вообще никуда отсюда не денешься. Будешь сидеть здесь как привязанный, – заметила Таня.
– Есть такой риск, – легко согласился Ванька. – Но вообще-то я найду, кому за ними присмотреть, если мне нужно будет отлучиться. Медведей и волков отгонят лешаки.
– Ты уверен? С лешаками сложно договориться.
– Я договорюсь. Я лечу их от всяких гадов-древоточцев, которые забираются к ним под кору. Лешаки ко мне толпами ходят. Не позавидую я тому волку, который сюда сунется… Намекни я лешакам, что ухожу от них, потому что волки режут мой скот, у волков возникнут серьезные проблемы с самоидентификацией.
– Это как? – улыбнулась Таня.
– А так. Опознавать придется по зубам. И еще (только секрет!) я подозреваю, что скоро у меня появится свой домовой.