Таран
Шрифт:
Таран быстро оделся, глянул в зеркало. Нет, вчерашние бои синяков не оставили. Даже Ахмед, который несколько раз попал, не навел ему синевы. Но вот одежка! Майка нестираная, джинсы обветшали, кроссовки очень уж потерлись. Конечно, Даша говорила, что в Москве все молодые в таком виде ходят. Даже те, кто из богатых семей, на тусовки специально наряжаются в рваное и грязное. Но то на тусовки, а то — девушку встречать, к тому же любимую! Эх, с каким бы удовольствием сейчас Таран надел какой-нибудь костюмчик из тех, что доводилось видеть в витринах на центральных улицах! Рубашечку, галстук, ботинки… Блин, сколько
Рубашка, правда, у него была — на выпускной вечер надевал. Штаны тогда брал отцовские, галстук тоже. Хорошо, что тогда жарко было и все в школу без пиджаков пришли, потому что отцовский был ему короток и в плечах узок, да и локти у него при заплатах.
Нет, прикид придется оставить как есть. Но умыться и причесаться надо. Хорошо еще, что покамест с бородой и усами проблем нет — пух один.
К восьми часам Таран привел себя в тот вид, который можно было назвать «максимально приближенный к приличному», а кроме того, успел перекусить. Отец с матерью только-только проснулись, и мать, шаркая шлепанцами на кухню, успела спросить:
— На работу, Юрик?
— Ага! Счастливо! — кивнул Таран и выскочил за дверь.
До «Атлета» он добежал намного быстрее, чем предполагал. Центр, как ни странно, уже вовсю работал, но оказалось, что господин Седых отсутствует и раньше чем после обеда не появится. В боксерском зале с утра работал не Сидоров, а какой-то другой тренер. Впрочем, попросить у него в долг Юрка все равно постеснялся бы.
Выбравшись из «Атлета», Юрка поглядел на часы — девять без малого. Времени на то, чтоб найти деньги, оставалось чуть больше двух часов. Если все-таки пробежаться по друзьям-знакомым, где больше чем на десятку с каждого рассчитывать не приходилось, можно и не успеть. Потом осенило: а не забежать ли на «Тайвань»? Там можно сразу оба дела сделать. И денег занять, и цветы купить.
Через полчаса Юрка прошел через ворота рынка. Как и вчера, направился для начала к Полянину. И опять оказалось, что ларек закрыт. Возможно, хозяин прогорел.
А вот Надька Веретенникова оказалась на месте. Она, оказывается, сегодня заступила в дневную смену. Ее неудачливый кавалер с заклеенными ссадинами на роже при появлении Тарана скромно вышел из ларька покурить.
— Приве-ет! — порадовалась Веретенникова. — Чего хорошего скажешь?
— Бабки нужны, — решив не тянуть кота за хвост, произнес Таран. — Сто рублей не одолжишь?
— Надолго? — ничуть не удивилась Надька.
— Где-то на месяц, — прикинул Юрка. — Могу с накруткой отдать. Скажем, сто двадцать.
— А на что тебе?
— Надо. — Юрке не хотелось говорить, что это на цветочки для Даши.
— Проиграл, что ли? — предположила Надька. — На отыгрыш ни фига не дам.
— Блин, какая тебе разница? — проворчал Юрка. — Ты что, меня не знаешь? Я когда-нибудь не отдавал?
— Это я не знаю, — резонно произнесла Веретенникова. — Ты у меня лично раньше в долг не брал. А других опрашивать я сейчас не побегу, мне работать надо. Ты возьмешь сотню, опять продуешь, на следующий раз скажешь, что тебе двести надо? Не, в такой хоккей я не играю!
Точно, не плюй в колодец, пригодится воды напиться! Юрка вспомнил,
Но высказывать это Надьке не хотелось. Тогда точно деньги не выпросишь. Придется еще какого-то кредитора искать. А время летит, так можно и до одиннадцати впустую пробегать…
— С чего ты взяла, что я на игру беру? — проворчал он. — Я ни в карты не играю, ни даже в шахматы. И лохотрон ваш обхожу, слава Богу.
— Тогда на что? — Надька лукаво прищурила один глаз. — Путанке задолжал?
Пока богатая на фантазию Надька еще чего-нибудь не придумала, Юрка решил правду сказать:
— Да понимаешь, сегодня Даша из Москвы приезжает… Я цветочки купить хотел.
— Даша? — удивилась Веретенникова. — Эта та, что на артистку учится?
— Ну!
— А она разве не приехала еще? По-моему, я ее вчера тут, на рынке, видела…
— Глючит у тебя, Надежда! — в сердцах произнес Юрка. — Она мне письмо прислала, где и число, и поезд, и вагон написала. Сегодня она приезжает, в 11.15, вагон седьмой. Короче, жадничаешь — фиг с тобой. Пошел я…
— Юр, я серьезно. Была она вчера тут… — произнесла было Надька упрямо, но потом, вроде бы спохватившись, изменила тон:
— А может, я и обозналась… Ладно, вот тебе стольник. Можешь без всякой накрутки отдать.
— Спасибо, Надюха! — просиял Таран. — Ты настоящий друг!
И помчался к цветочным рядам, не расслышав, как Веретенникова, поглядев ему вслед, пробормотала:
— Я-то друг… А ты дурак безмозглый!
Таран не поскупился: купил аж целых пять алых роз, завернутых в целлофановый кулек, перевязанный алой ленточкой с бантиком. И поскольку опасался, что букет помнут в автобусе, пешком потопал на вокзал, благо времени было предостаточно. Шел быстро, прямо-таки на крыльях летел. Наверное, многим встречным его вид казался странным. Обтрюханный, весьма хулиганского вида парень — и букет алых роз! Если б с бутылкой пива шел и прикладывался, смотрелся бы более естественно.
Но Юрка всех этих озадаченных взглядов не видел. Он вообще мало что вокруг себя видел, хорошо еще, что на переходах через улицы посматривал по сторонам, а то бы под машину угодил. Все его существо было прямо-таки заполнено одним — ожиданием встречи с Дашей. Каждый шаг, приближавший его к вокзалу, воспринимался им с радостью — потому что расстояние, отделявшее его от любимой, становилось меньше на один шаг.
Таран притопал на вокзал очень вовремя — минут за пять до прибытия московского поезда. Как раз объявили, что он подойдет к первой платформе, расположенной у самого здания вокзала, и Юрке осталось только прикинуть, где остановится седьмой вагон.
Он, конечно, чуточку не угадал — седьмой вагон проехал мимо, а там, где дожидался Юрка, остановился десятый. Впрочем, он еще до полной остановки поезда поспешил вслед за желанным вагоном, нежно прижимая к себе букет.
Когда добежал до седьмого, дверь еще не открыли. Да что она там возится, эта чертова проводница? Но вот дверь открылась, появилась пышноволосая, полная дама в форменной блузке и пилотке. Подняла стальную рубчатую пластину, прикрывавшую лесенку-подножку, протерла тряпкой деревянные ручки… И все так медленно, неторопливо! Будто издевается.