Таран
Шрифт:
— Ерунда… — поморщился Юрка.
— Слушай, давай я тебе хоть йодом ссадины помажу! Загноиться ведь могут.
— Нечего мазать, я уже сутки так хожу, ничего не гноилось… — проворчал Таран. — Э, а где мои вещи?!
— Я их к себе в комнату унесла, в шкаф спрятала. Не лежать же им в прихожей?
— А к тебе кто-то зайти собирался? — спросил Таран настороженно.
— Вообще-то нет. Может, конечно, Майка зайти, но ближе к вечеру. Она же знает, что я с ночи пришла.
— Так ты небось спать хочешь, — заметил Таран, — а я тебе хлопот наделал…
—
— Телефон у тебя есть? — спросил Юрка.
— Есть, а что?
— Мне, может быть, позвонить придется… — Таран не знал, стоит ли говорить об этом Надьке и стоит ли звонить с се телефона.
— Ну и звони, если надо.
— Спасибо. Это мне не сейчас, попозже понадобится… Слышь, а ты вообще-то не боишься меня пускать? Тем более ничего не спрашивая…
— Не-а, — ответила Надька. — Я знаю, что ты ничего плохого сделать не можешь. А спрашивать я не люблю. Захочешь — сам расскажешь, не захочешь — твое дело… И вообще, иди есть. Яичница на сковороде, с колбасой жареной. Чайник тоже закипает. А я пойду душем окачусь.
На кухне Таран быстро разобрался. Он был не очень голоден и съел ровно половину яичницы, оставив вторую половину радушной хозяйке. Как раз в то время, когда он допивал чай, вернулась Надежда, розовенькая и свеженькая, в халатике и с распущенными по плечам темно-каштановыми волосами, подсушенными феном.
А тебе так лучше, — расщедрился на комплимент Юрка.
— Спасибо, — неожиданно строгим голосом ответила Веретенникова. — Можно спросить, что это за дрянь?
И она показала Тарану оранжевую аптечку, которую тот забыл на умывальнике.
— Открывала? — поинтересовался Юрка.
— Да. Ты что, колоться стал?
— Нет. Автомату ты меньше удивилась…
— Я и про чемодан ничего не спрашивала. Даже не пробовала взглянуть, сколько в нем денег лежит.
— Денег там нет.
— Могу поверить. Но вот эти тюбики…
— Надь, ты ж только что говорила, что веришь, будто я ничего плохого сделать не могу.
— Говорила, потому что этой аптечки не видела. Автомат ты мог у бандитов отобрать, это я уже сама за тебя придумала. Так, для самообороны. А зачем наркоту взял? Сам не колешься, значит, торговать собрался?
— Нет. Понимаешь, это совсем новый наркотик. К нему с одного раза привыкают… — произнес Таран немного сбивчиво.
— Ты сам, что ли, укололся?
— Сдурела?! — возмутился Юрка. — Нет, конечно! Просто я видел, как он действует… В общем, это все надо с самого начала рассказывать, а мне не хочется тебя грузить. Понимаешь? Если ты хоть где-то случайно сболтнешь, то можешь в нехорошую историю влипнуть. Как я влип…
— Юр, — не очень обидчиво произнесла смягчившаяся Веретенникова. — Я знаю, что ты меня считаешь болтушкой. Не хочешь говорить — твое дело. Но если ты действительно влип, то тебе, может быть, какая-то помощь потребуется.
— Даша оказалась дрянью, — хмуро произнес Таран. — Такой, что и представить себе не можешь!
— Почему? — пожала плечами Веретенникова. — Запросто могу… Ты ж сам мне не поверил, когда я сказала, что на рынке ее видела за день до того, как ты у меня сотню ей на цветы одалживал… Только я тогда одну вещь постеснялась сказать. Она не одна приходила. С ней был мордастый такой, крутой. А Зыня, охранник наш, ну тот, которого ты дубасил, сказал: «Это сам Коля Моргун, весь «дырочный бизнес» в городе держит, говорят!» На «мерсе» подъехали. Зашли в дирекцию рынка ненадолго, а потом укатили. Должно быть, Седого искали… Того самого, который тобой восхищался, когда ты Зыню и остальных отметелил.
— И почему ты мне это не сказала? — мрачно спросил Таран.
— Пожалела… — потупилась Надя. — Не хотела настроение портить. Уж больно ты счастливым выглядел! Прямо светился весь!
— От этой твоей жалости, между прочим, я и влип! — в сердцах произнес Таран. — Если б ты мне все толково объяснила, я бы, может, сейчас не ходил с разбитой мордой!
— Ага, — нахмурилась Веретенникова, — нашел, значит, главную виновницу!
— Ну, насчет главной я не говорил… — поправился Юрка. — Главный виноватый я сам. Мне надо было соображать немного, а я только пялился на нее. как дурак, бегал вокруг нее, как собачка на поводке… А она…
Он замолчал, потому что у него слов не было всю злость высказать. Засопел только сердито, барабаня пальцами по столу.
— Дура она, — скорее с сожалением, чем с осуждением произнесла Надя. — Хотя и воображала об себе выше крыши. Эгоистка и дура. Мне ее даже жалко, знаешь ли. Разменялась на пятаки, а твою любовь прозевала… Извини, может, я лишнее говорю?
— Понимаешь, — сказал Таран, — то, что она шлюхой оказалась, — это не главное…
И начал рассказывать Веретенниковой все подряд, без утайки. Все, начиная со встречи на вокзале и кончая тем, когда выпрыгнул из «Газели» рядом с Надькиным домом. Не умолчал ни о Дашке, ни о Шурке, хотя и заметил, что Надежда эти места в его рассказе восприняла отнюдь не спокойно.
— Да-а… — вздохнула Веретенникова. — Я и не думала, что все так серьезно. Так ты, значит, теперь только на этого Генриха надеешься?
— И еще на тебя немного, — нехотя произнес Юрка. — Я, конечно, не думаю, что ты тут же побежишь всему рынку про мои дела рассказывать, но… В общем, поосторожней надо. Я уже как-то привык к тому, что пристукнуть могут, а тебя за собой тащить неохота. Короче, если боишься, я как пришел, так и уйду…
— Куда ты пойдешь? — грустно усмехнулась Надька. — Я еще не знаю, отстираются твои одежки или нет. А если по делу, то тебе весь прикид надо менять. Давай, я к родичам твоим сбегаю?