Таран
Шрифт:
До субботы оставалось еще два дня, и Вася мог, в принципе, сменить местожительство. Например, махнуть за ближний кордон, а оттуда — за дальний. Но у него были серьезные опасения, что именно этого от него и ждут «друзья-соперники». Уйти на рывок с воли, если тебя не полюбили братки, намного сложнее, чем спрыгнуть с кичи. К тому же валютно-финансовые резервы были у Васи, мягко говоря, не в лучшем состоянии. С такими надо по миру ходить, а не за кордон мотаться. Тем не менее Вася еще не решил до конца, идти ли в субботу на почти заведомую Голгофу или все же рискнуть уйти в отрыв.
Все поломало нынешнее утро, когда в контору позвонили от смотрящего и
И еще хорошо, если заставят сидеть с руками и ногами, допустим, как «жертву Чернобыля». Самолет прекрасно помнил судьбу некоего Толи Грека, которому за крысятничество ампутировали две ноги, одели в рваную камуфляжку и отправили в столицу, кататься по метро на инвалидной коляске с табличкой «Подайте инвалиду Чечни!». А Грек ворочал отнюдь не хилыми делами, контора была не меньше Самолетова «Супермарина». Такой приговор был похуже смерти, и Самолет лично для себя решил, что если речь пойдет о том, что выбирать, то предпочтет «Курносую».
В фойе «Маргариты» Васю встретил милый и улыбчивый мэтр, который сопроводил всю «делегацию» на второй этаж, в отдельный кабинет, состоявший из двух комнат, где в одной, побольше, остались сопровождавшие Васю «лица», то есть морды из охраны, а в другую, поменьше, проследовал сам Вася. Там его дожидался смотрящий.
То, что «дядя Вова» сидел за неплохо сервированным столом и предложил выпить за встречу, ровным счетом ничего приятного не говорило. Дружеский совместный обед мог закончиться тем, что Васе тихо вкололи бы шприц-тюбик с какой-нибудь дрянью, и он через полчаса загнулся бы от острой сердечной недостаточности. Или от инфаркта миокарда. Скромно и не привлекает внимания. Смертность от сердечно-сосудистых заболеваний среди, бизнесменов весьма высока.
Рюмку Вася поднимал без опаски — смотрящий наливал ее лично и себе, и гостю из одного графинчика. Водка была приятная, явно законная и не из синтетики.
— Закусывай, Васенька! — озаботился «дядя Вова». — А то захмелеешь раньше времени, а мне нужно, чтоб ты головой хорошо соображал… Разговор серьезный.
— Догадываюсь, хрестный. Я вообще-то к субботе готовился…
— Понимаешь, Васек, как оказалось, в субботу разговаривать не с кем. Несчастье произошло. Жорик наш дорогой сегодня ночью скончался.
— Какой Жорик? — Самолет чуть не поперхнулся нежной исландской селедкой.
— Господин Калмыков Георгий Михайлович, если это его родной паспорт. Тебя это удивляет, я вижу?
Сказать, что это Васю удивило, — значит, ничего не сказать. Самолет попросту выпучил, насколько мог, свои малогабаритные поросячьи глазки. И одновременно испытал нешуточный страх. Ясно ведь, если Жору замочили, то у смотрящего все основания повесить этот труп на Васю. Очень уж четко все укладывается. Хотел подставить — не вышло, прижали — решил замочить…
— Как же это вышло-то? — Вася был чист перед своей совестью и очень не хотел выглядеть в глазах «дяди Вовы» осведомленным человеком.
— А ты, конечно, ничего не знаешь?
— Хрестный, мне никто ничего
— Ну что ж, попытаюсь объяснить. Уж очень у тебя лицо озадаченное. Даже хочется верить, что до тебя еще ничего не доходило… Так вот. Вчера вечером наш незабвенный Жора в сопровождении группы товарищей куда-то поехал. «Куда-то» означает, что никто из тех, кто ныне здравствует, в том числе известный тебе гражданин Костыль, ни хрена не знает или не хочет знать, куда именно. В шестом часу утра, по уверению того же гражданина Костыля и по подтверждению правоохранительных органов, Жорина тачка была обнаружена в одной из близлежащих от нашего города рек, естественно, под мостом и в подводном положении. Поскольку Жора еще не настолько богат, чтоб иметь в своем хозяйстве аппарат, способный ездить, летать с моста и погружаться под воду без риска для жизни и здоровья, все члены экипажа были найдены без признаков жизни. Сейчас они мирно лежат на экспертизе и дожидаются итогов вскрытия. Пока достоверно известно, что их не шмаляли, не писали перышком и даже ногами не топтали. Интересно, правда?
— Может, поддали слегка? — осторожно предположил Вася.
— Товарищи разберутся. Хотя, насколько я знаю, Жора не держал водил, которые пьют или тем более ширяются в рабочее время. Ты ведь тоже таких не держишь, верно?
— Естественно…
— Конечно, — смотрящий сделал некое подобие улыбки, — ты сейчас сидишь и трясешься. Потому что думаешь, будто я хочу повесить Жорину кончину на твою кристально чистую совесть. Так вот, дорогой Вася, у меня, как ни странно, нет для этого, выражаясь прокурорским языком, «законных оснований». Если б эта прискорбная история случилась не вчера, а, к примеру, позавчера, я бы почти не сомневался, что это твоя работа, хотя мочить так чисто и аккуратно ты еще не научился.
— Я вообще никого не трогаю, как можно, хрестный! — сказал Вася с искренним убеждением.
— Очень правильная позиция. Не умеешь — не мочи, таков закон космоса. Именно поэтому у меня есть серьезные предположения, что этим делом занимались куда более тонкие и интеллигентные люди, которых в нашей области попросту не водится. А теперь поведай мне, Васенька, за каким таким «ядерным чемоданчиком» ты посылал Седого на ферму к ныне покойному господину Душину?
— Хрестный, — проникновенным голосом произнес Самолет, — говорю как на духу: Седой себе эту командировку сам придумал. Позавчера, под утро, я уже домой приехал и спать собирался, вдруг приезжает Седой, как с кола сорвавшись, и начинает бормотать, что девка и пацан, которых мы были обязаны предоставить Жоре для разбора полетов, оказывается, сховались у Душина на ферме. Причем девка то ли от большого ума, то ли от сексуальной неудовлетворенности, сама прибежала прямо к Седому и сообщила, что там же, на этой ферме, временно проживает господин Крылов с чемоданом разных неприятных документов. Ну, я и решил эту инициативу поддержать… Дал Седому в помощь Гогу и еще трех ребят. Наверное, вы лучше моего знаете, что дальше было.
— Знаю, — кивнул «дядя Вова». — Хотя многое следует уточнить. Например, объясни мне, Василий Петрович, хотя бы кратко, что бы ты лично стал делать, если б этот кейс попал в твои мужественные руки?
— Сказать по правде, хрестный, я тогда об этом не думал. Я ж и сейчас не знаю, что там лежало. Наверное, поглядел бы, а потом передал вам на рассмотрение.
— Вась, — заговорщицки подмигнул смотрящий, — а не было у тебя такого нескромного желания зажать этот кейс и потом пугать кого-то этими бумажками?