Тарантул

Дилан Боб

я пел однажды в лесу и кто–то сказал, что уже три часа — той ночью, когда я читал газету, я видел, что подожгли многоквартирный дом и что три пожарника и девятнадцать человек отдали свои жизни — пожар был тоже в три часа… той ночью во сне я тоже пел — я пел ту же самую песню в том же самом лесу и в то же самое время — во сне тоже был пылающий многоквартирный дом… тумана не было и сон был ясен — ни к чему было его анализировать, как и ни к чему анализировать ничего — ты учишься по конгломерации невероятного прошлого — какой бы опыт ни приобретался каким угодно способом — одновременно контролируя настоящее время этой проблемы — в большей или меньшей степени как отношение типа рой роджерс — курок, невозможность которого очевидна по современным стандартам вестерна — я пою — я передвинулся из леса — замерев на мгновение и подобрался и стал двигаться над землей — горящий многоквартирный дом тоже в то же самое мгновение подобрался и стал двигаться ко мне — я все еще пою — и этот дом все еще горит… что и говорить — я и дом встретились и в ту же секунду как все замерло, движение началось снова — я, поющий, и дом, горящий — вот он я — ей–богу — поющий перед ревущим пламенем — я ничего не мог сделать с этим пламенем — вы же видите — не потому что я ленив или люблю смотреть на славные пожары — но, скорее, потому, что и я и пламя были

в одном и том же Времени, о чем спорить, но мы оба были не в одном и том же Пространстве — единственное, что было у нас общим, это то, что мы существовали в одном и том же мгновении… я не чувствовал за собой никакой вины из–за того, что просто стоял там и пел, потому что, как я сказал, я подобрался и двинулся туда не по собственной воле, но, скорее, какой–то невообразимой силой — я рассказал Жюстине про этот сон и она сказала «точно — многие почувствуют себя виноватыми и закроют глаза на такое происшествие — это люди, которые прерывают и вмешиваются в жизни других людей — только Бог может быть везде в одном и том же Времени и Пространстве — ты же человек — грустный и глупый, как это может показаться»… в тот день я сильно надрался и в мое тело проникло таинственное смятение — «когда я слышу про бомбежки, я вижу красную и бешеную ненависть» сказал Бэмц — «когда я слышу про бомбежки, я вижу голову мертвой монахини» сказал я — Бэмц сказал «что?»… я никогда не принимал свое пение — не говоря уже о других привычках — слишком всерьез — с тех самых пор — я его просто принял — точно так же, как принял бы любое другое преступление

солдат с длинной бородой говорит давай задавай вопросы сын мой но косматый сирота говорит, что всё это туфта — бородатый солдат говорит что туфта? и косматый сирота говорит что сын мой? вкус хлеба зауряден и привычен но все же кто может и кому есть дело до того, чтобы рассказать кому–то другому, на что похож его вкус — его вкус похож на хлеб, вот на что… того, почему Берте не следует сталкивать человека с летающей трапеции, вам не выяснить, просто размышляя об этом — это можно выяснять только будучи Бертой — вот как это можно выяснить… дайте мне сказать это про Жюстину — Руфи и Бэмц — ни один из них не понимал друг друга вообще — Жюстина — она сбежала и вступила в рок–группу и Руфи — она решила профессионально заняться петушиными боями и когда о нем последний раз слыхали, Бэмц работал в сфере бельевого трикотажа… с тех пор все они жили счастливо

там, где я сейчас живу, единственное, что хоть как–то поддерживает всю область, это традиция — как ты сам можешь вычислить — это в основном не в счет — вокруг меня все гниет… я не знаю, как долго это продолжалось, но если и дальше так будет, я скоро стану стариком — а мне только 15 — единственная работа здесь это шахта — но господи, кому же хочется быть шахтером… я отказываюсь участвовать в подобной медленной смерти — все болтают про средневековье, будто это и впрямь средневековье — я бы все сделал, лишь бы убраться отсюда — мысленно я бегу вместе с рекой — я бы продал свою душу слону — я бы обдурил сфинкса — я бы наврал завоевателю… хоть ты, может, и не так поймешь, я бы даже подписал оковы с дьяволом… пожалуйста, не шли мне больше дедушкиных часов — книжек и пакетов первой помощи тоже не надо… если будешь мне чего–нибудь посылать, то пришли мне ключ — я найду дверь, к которой он подойдет, даже если это займет остаток всей моей жизни

твой друг,

Друг

ГАДКИЙ ЮМОР ВЗБЕШЕННОГО САЙМОНА

я видел сон

что повар

наклонился

и потряс

своим кулаком над

балконом и сказал да

народу

да народу

и сказал это

народу

«мне нужно четыре чашки штурмовика —

столовую ложку католика — пять отвратительных

параноиков

немного водяного буйвола — полфунта комму-

ниста —

шесть чашек бунтаря — двух миленьких атеистов —

квартовую бутыль раввина — одну чайную ложку

прожженного либерала — чуть–чуть противозачаточ-

ных таблеток —

три четверти черного националиста —

мазок порошка лимонного петуха —

немного могендэйвидовских капиталистов и целую

кучу

толстяков с лишними деньгами»

потом появился помощник

повара

и прочистил глотку и потом он

сказал народу да

народу

«также мы бы хотели пересмешника

и немного знающих доярок — немного спелых изна-

силованных

студенток колледжа и мокрую курицу —

пару черепаховых перчаток

и куропатку и джин и грушевое дерево?

я пробудился от этого сна

в состоянии ужаса — затем вскочил с постели и

побежал на кухню — вломился в дверь и

шарахнул по выключателю/ упал на

согнутые колени и

возблагодарил Бога

что в морозильнике

ничего нового не оказалось

дорогой Пак,

махнул свою электрогитару на

ту, которую ты называешь нутряной… на ней можно

играть

в одиночестве — даже банды не надо —

устраняет всякую конкуренцию, кроме,

конечно, других таких же

гитаристов — успехи нормально — ни малейшего

представления о

том, что происходит, только все эти усатые

девочки прямо сходят по мне

с ума — можешь их как–нибудь попробовать —

погода хорошая — выкинул все свои пластинки

лефти

фриззелла — также избавился oт

куртки–парки — можешь корову мою оставить у

себя, так как я

ступил на путь к свободе

встречи жди, крокодил

Фрэнки Утк

Я НАШЕЛ ПИАНИСТА ОЧЕНЬ КОСОГЛАЗЫМ НО КРАЙНЕ НАДЕЖНЫМ

он пришел со связанными запястьями и он нес собственную вешалку для пальто — я мог бы определить с первого взгляда, что у него не было нужды в Сонни Роллинзе, но я все же его спросил «что же случилось с грегори корсо?» он просто там встал — он вынул колоду карт и он ответил «хочешь сыграть в карты?» на что я ответил «нет, но что же случилось с джейн расселл?» он шлепнул картами и они расплылись по всей комнате «меня отец этому научил» сказал он «это называется подцеп 52, но я это называю подцеп 49, потому что мне трех карт не хватает — хо хо ну не добряк ли это и которое тут пианино?» при этом движении я с облегчением увидел, что он человек — не святой, заметьте — и очень обаятельным он не был — но тем не менее — он был человек — «вон там мое пианино» говорю я «то, что с зубами» он немедленно побрел туда и так топал по полу ногами «шшшшшш» сказал я «вы разбудите мой знак Домашним Животным Хода Нет» он пожал плечами и вынул кусок мела — он начал рисовать на моем пианино портрет своего ребенка «эй, послушайте же — у него не это не в порядке — в смысле не принимайте это близко к сердцу — к вам это не имеет никакого отношения, но мое пианино расстроено — и теперь мне все равно, что вы с ним будете делать, только настройте его — настройте его хорошенько» «мой ребенок будет астронавтом» «я б надеялся на это» говорю ему я «и кстати — могли бы вы мне сказать, что случилось с юлием ларозой?» портрет авраама линкольна падает с потолка «этот парень похож на девушку — я видел его на Попойке — он голубой» «как вы мудры» говорю я «поторопитесь и настройте пжалста мне пианино — в полночь ко мне придет эта молоденькая гейша

и она тащится по прыжкам на нем» «мой ребенок будет астронавтом» «давайте — приступайте — мое пианино — мое пианино — давайте, оно расстроено» он тотчас достает свое приспособление и начинает стукать по нескольким верхним нотам — «да — а оно расстроено» говорит он «но уже и 5:30» «и что?» спрашиваю я в крайней меланхолии «значит конец работы — вот что» «конец работы?» «слушай, старик, я член профсоюза…» «слушай сам — ты слышал когда–нибудь о вуди гатри? он тоже был членом профсоюза и он боролся за то, чтобы организовать союзы, такие как ваш и он врубался в то, что нужно людям и знаешь ли ты, что бы он сказал, если бы узнал, что член профсоюза — видит Бог, простой рядовой член профсоюза — плюет на нужды бедного, вечно скитающегося бродяги — знаешь ли ты, что б он сказал, знаешь, что б он подумал?» «ладно, я устал от твоего фонтана имен — не слыхал я ни про какого удигасри и все равно…» «вуди гатри, а не удигасри!» «ну и все равно не знаю чё бы он сказал, а завтра — если вы хотите завтра другого человека — вам только надо позвонить и профсоюз пришлет вам с радостью кого–нибудь — а мне наплевать — по мне это всего лишь еще одна работа, старик — еще одна работа» «ЧТО! ты даже не гордишься своей работой? да я ни за что не поверю! ты знаешь, что б удигасри сделал с тобой, ты? в смысле, что б он о тебе подумал?» «я иду домой — мне здесь осточертело — это не мой стиль и всё и всё равно я не слышал ни о каком будидасри» «удигасри, ты, жалкая душонка — а не будидасри и убирайся из моего дома — убирайся сию же секунду!» «мой ребенок будет астронавтом» «и плевать — ты меня не подкупишь — я выше этого — убирайся — убирайся»… после его ухода я пытаюсь поиграть на пианино — бесполезно — оно звучит как вопящий переулок — меняю свой знак Домашним Животным Хода Нет на знак Дом Милый Дом и спрашиваю себя, почему у меня нет друзей… начинается дождь — дождь звучит как точилка для карандашей — я выглядываю в окно и все гуляют без шляп — на часах 5:31 — время отмечать чей–нибудь день рождения — настройщик забыл свою вешалку для пальто… что действительно западло

к несчастью, мой Друг, вы от меня не получите

тех сведений, что ищете — я, мой

милый, не стукач! никто из моих родственников

не связан сейчас и не был связан никогда с бене-

диктом арнольдом

и лично я презираю джона уилкиса бута — я не

курю марихуану и моя семья терпеть не может

итальянскую

кухню — никто из моих друзей не любит черно–белое

кино и, опять–таки, я сам никогда не видел

русский балет — к тому же, я положил начало орга–низации, которая организовывает всех людей, смеющихся над кинохроникой — посему: не могли бы вы

прекратить слать письма

окружному прокурору с утверждениями, будто я

знаю,

кто убил мою жену — на карту здесь поставлены

мои принципы — я НЕ стану ими жертвовать ради

минутного удовольствия — я честный человек

в процессе роста ваш,

иван–налитый кровью

ВАНДАЛЫ СПЕРЛИ РУКОЯТКИ (ОПЕРА)

в Округ Южной Герцогини приходит Их и Вулвортский Дурак и торжествующая алиса токлас, Национальный Банк в рубашках с короткими рукавами и правильные сторонники — преисполненные искренностью правильные сторонники — Дом при последнем издыхании — по–прежнему размножается и погреб, полный воображаемых русских крестьянских девушек с треугольниками в руках — треугольники настоящие — Дом на Страшносудграде, академии — жрец со своим выигрышем от Рено, спускающийся на парашюте… «интегрируйте дом!» «только если вы пожелаете жить там, где вас не хотят» «тогда разбомбите дом!» «только если вы пожелаете жить там сами» «что вы тогда предлагаете?» «это бессмысленный дом — оставьте его в покое — он сам в себе несчастен — он порождает бедствия — он заставляет вас выучивать то, что не имеет никакого отношения ко внешнему миру а потом он вас туда вышвыривает — вы дому не нужны — чего ради вы так низко опускаетесь и нуждаетесь в нем — уходите — уезжайте далеко–далеко от дома» «нет, мой друг, ваш метод мышления называется капитуляция» «поступайте как хотите, ваш метод называется проигрыш — это даже не метод мышления» жрец уходит, опустив очи долу — он изучает камни, но он забыл, что его парашют уже был один раз использован… алиса токлас лежит на покрытом травой бугорке и благословляет цветочек «ох недруг — берегись недруга — недруг это санта клаус!»… она цветочку не нужна — цветочку нужен дождик

мы сидели в комнате, где Хэролд, называвший себя «Повелителем мертвых животных» спускался по лестнице и он сказал «друг иль враки?, друг иль враки?» на нем была черная шаль и кто–то сказал, что он ставил эксперименты в глубине зеркал — Пончо был ошарашен и завизжал «я дам тебе друга иль враки, ты, урод!» и бахнул его ударом дзюдо и просунул его голову между перекладинами лестницы — «не надо было так делать» сказала довольно мужеподобная девочка, спустившаяся по трубе «он очень угрюмый, но хороший котяра — не хочет ли кто кусочек хлеба на шару?» Пончо сказал, что хочет кусочек почки — я сказал, что хочу кусочек отдельного… девочка начала плакать

в фотографиях — вы видете песок в Ницце и Танжере и все медики выглядят элегантно и потом выходят радарные рабы — каждый из них хочет быть апостолом и они несут электрограммы — мы их зовем Занятость и каждый говорит вещи типа «грузи авто хо» и «взяли джонни» и «я вообще не врубаюсь в гарри джеймса» и Здоровенный Зануда, остаточная жуть от бит–поколения и сомнительный урод, для которого главное — здоровье, говорит своей сбитой с толку девочке–птичке, Пи–Пи Канаве «о давай — тебе же ничего не будет стоить рассказать всем, что я — самая хиплянская личность, которую ты когда–либо встречала — давай — я для тебя кучу всякого сделаю!» и Пи–Пи говорит «но я ни с кем не встречаюсь — ты никогда не даешь мне ни с кем встречаться!» и потом Олива, который как–то начал драку на улице из–за глаз Карла Перкинса и теперь строит смеховые машины для богатых демократов — он вносит оборудование и вас переносят через узкий мост, где за вами идут сотни туристов и пускают пластинки со свинцовыми грузиками у ваших ног и они помещают вас в гигантский автобусный рожок и голоса вопят «я хочу того — я хочу того!» появляется Мадам Запомни и она отбирает ваши фотографии и всё, что осталось во внешнем мире, это ваша рука и крохотные младенцы кусают ее и матери ВИЗЖАТ «да — я отдам за него голос — я проголосую за него в любой день»… теперь вы — пластиковая вена — вы пропали внутри совершенного послания — исторические телефонные звонки пробиваются к вам в живот и любопытные скинии медленно движутся через ваш разум — автостопом — бессовестным автостопом сквозь ляпсусы вашего мозга — ваших идеалов больше нет и всё, что остается — это разрезанные фотографии вас, стоящего в супермаркете — автобус по–прежнему едет, но вы теперь ловите такси с парнями из джунглей… Эготист показывает вам свой дневник и он говорит «я научился хранить молчание» и вы говорите «ты ничему не научился — ты только что просто что–то сказал»

хорошая толпа здесь, у них много вопросов — леденцами на палочках они насмерть забивают слонов — «белый медведь это чокнутый медведь» говорят воры, которые на самом деле вовсе не воры, а, скорее, простые люди, которые не ожидают от своих друзей, чтобы те заболели, чтоб им понадобиться — на горе болезнь и прошлым воскресеньем из зеленого кошелька выросла полиомелитная лилия — опасный никель лежит на городской площади… все наблюдают, кто же его поднимет… ИСКАТЬ ЗНАЧИТ ПРЕНЕБРЕГАТЬ и НЕИСТОВАЯ УДАЧА ЭТО ПАНИЧЕСКОЕ БЕГСТВО и нас здесь целая компания, но мы подбираем только доллары