Таро Люцифера
Шрифт:
Добровольский хмыкнул и с явным интересом стал ждать продолжения.
— Прямо в Шереметьево в холст с одной стороны вцепляется Минкульт, с другой налоговая полиция. Рвут каждый в свою сторону. Все заканчивается компромиссом, в котором меценат и радетель за культурное возрождение не участвует. Ему жалуют отсрочку от явки к Генпрокурору и намекают, что не мешало бы пожертвовать еще и на футбол.
Добровольский блеснул глазками.
— А умный?
— Умный, это вы, Михаил Максимович, — с легким поклоном ответил Корсаков. — Коллекционируете только то, что можно быстро вывезти из страны. Что
Добровольский захохотал и хлопнул по колену притихшего Леню, едва уместившегося на откидном стульчике.
— Он у нас такой! — Примак с готовностью подхватил веселый настрой клиента и залился дребезжащим смехом.
— Кто бы за вами не стоял, Игорь, я согласен заключить сделку, — резко оборвал веселье Добровольский.
Примак захлопнул рот и шире распахнул глаза.
— Вы же не думаете, что я поверю, что арбатский художник, — в устах Добровольского «художник» прозвучало как «бомж», — способен получить доступ к такому раритету.
— Думайте, что хотите, — холодно обронил Корсаков. — Расплачиваться вам предстоит со мной.
Добровольский покачал в руке бутылку.
— Внешний вид вполне удовлетворительный. Что же касается содержимого… — Он пожевал губами, выдерживая паузу. — Требуется провести детальный анализ. Тогда и поговорим о цене.
Корсаков хмыкнул. Достал из кармана пустую бутылку. Протянул Добровольскому.
— Там еще осталось на донышке. Уверен, такому знатоку как вы, Михаил Максимович, не составит труда по аромату и вкусу установить качество напитка.
Добровольский обмер, удивленно уставился на бутылку.
Леня держал удар значительно хуже. Он издал сдавленный стон, заелозил задом по стульчику, и схватился за голову.
— Ты вылакал коньяк?! — простонал он.
Добровольский чуть отстранился и промолвил:
— Ваш друг сумасшедший.
— Вовсе нет, Михаил Максимович! — ответил ему с улыбкой Корсаков. — По новому «Закону о кладах» государству полагается двадцать пять процентов. Одну из шести бутылок я выпил за почивший в бозе Союз и демократическую Россию. И считаю, что с любимой родиной в расчете. Разве это не разумно?
Добровольский шумно выдохнул через нос. Поправил съехавшие с короткой переносицы очки.
— Давайте бутылку! — недовольным тоном потребовал он.
Он достал из бара бокал, вытряс из бутылки несколько капель золотистой жидкости. Из нагрудного кармана достал стальной стерженек, напоминающий авторучку. Снял колпачок и погрузил острый кончик в капельку коньяка. Прибор издал пиликающий звук. То, что высветилось на миниатюрном жидкокристаллическом дисплее было видно только Добровольскому. Но, судя по лицу, показания прибора его удовлетворили. Затем он принялся с задумчивым видом понюхивать, покачивать бокал, размазывая по стенкам каплю, наконец, поймал ее на язык. Замолчал, закрыв глаза.
— Допустим, допустим, — пробормотал он.
Но глаза выдали. В них на мгновенье полыхнул алчный огонек.
— Сомневаетесь? — подсек Корсаков. — Тогда не покупайте.
И крючок намертво
— Несомненно, это «Хеннесси». Сужу на вкус. И тест соответствует характеристикам коньяка восемнадцатого века. Но…
— Второй половины восемнадцатого века, — тоном знатока указал Корсаков. — Это вопрос принципиальный! В тысяча восемьсот семьдесят первом году все виноградники в Европе уничтожила эпидемия филлоксеры. До этого коньяк производили двойной перегонкой сухого вина из винограда «фоль бланш». После эпидемии виноградники восстановили, привившись лозой из Техаса. С тех пор коньяк делают из винограда «уин блан», выращенного исключительно в провинции Коньяк. Кстати, дерево для бочек изготавливают только из дубов, произрастающих в тех же местах. Касаемо Ричарда Хеннесси, основателя уважаемой фирмы, отмечу, что он обессмертил свое имя и обогатил своих потомков, предпочтя военной службе производство этого нектара. Когда я пью «Хеннесси», я всегда думаю о том, как важно вовремя и безошибочно сделать выбор. Я прав, Михаил Максимович?
Добровольский бросил на Корсакова пытливый взгляд.
— Вы меня удивляете, Игорь. Создается впечатление, что этот кожаный балахон, ковбойская шляпа, весь это антураж свободного художника — камуфляж.
— Ну что вы! Просто девушкам нравится.
Добровольский кивнул, но ответом явно не удовлетворился.
— Скорее, похоже на привычку, которую вы пытаетесь выдать за убеждение.
— Вы готовы обсудить цену? — спросил Корсаков.
Примак сразу же оживился. Азартно потер руки.
— На моих глазах пустая бутылка девятисотого года ушла на «Сотби» за триста фунтов. А полные я сдам за…
— Заткнись, — бросил Добровольский.
— Тут же и мой интерес! — обиделся Примак.
— Вот и заткнись!
Добровольский уставился на Корсакова.
— Ваша цена?
Корсаков, не торопясь, одну за одной, вытащил бутылки, разложил в ряд на кресле.
— Пять бутылок по двести пятьдесят тысяч фунтов каждая. Пустая идет как презент.
Добровольский хмыкнул.
— А не дороговато?
— Минимальная стартовая цена на «Сотби». Он подтвердит.
Корсаков кивнул на Леню. Но тот, уже получив щелчок по носу, предпочел промолчать.
— До Лондона их еще довезти надо, — ввернул аргумент Добровольский. — А это расходы.
— У вас проблемы с визой? Или личный самолет налоговая арестовала?
— Не люблю хамства, — предупредил Добровольский.
— Не терплю мелких торгашей, — парировал Корсаков. — Вам это не к лицу, Михаил Максимович.
Добровольский опустил взгляд. Пухлыми пальцами погладил выпуклые бока бутылок.
— Чеком возьмете? — вскинув голову, спросил он.
— От вас — да, — коротко ответил Корсаков.
Добровольский хохотнул.
— А если я опротестую чек? Придете завтра в банк, а там — шиш.
Корсаков посмотрел ему в глаза.
— Вам это не выгодно, Михаил Максимович. Вы же не знаете, кто за мной стоит. К чему такой риск? Как учит реклама налоговой службы: «Заплатите и спите спокойно».
Добровольский помолчал и произнес:
— Вы мне нравитесь, Корсаков. Будет нужна работа, обращайтесь.
— В ближайшее время я планирую долгий отпуск в теплых краях, — максимально вежливо ответил Корсаков.