Таро Люцифера
Шрифт:
— Я сказал — пополам!
Не, Игорек. Спасибо, конечно. Золотая ты душа… Однако, будет по-моему. Так мы оба дольше проживем. Это пока тут мебеля да бутылки, мы добрые, а как бабки зашуршат, волками станем. И не спорь!
— Ну что ты гонишь, Трофимыч?!
— Моя доля — моя воля! — с непривычной Корсакову твердостью в голосе произнес Трофимыч.
Корсаков, опираясь на стену, поднялся.
— Ладно, дед. Сиди здесь и думай. Я ненадолго. Приду, мы к этой теме вернемся.
Трофимыч, почему-то остался сидеть в своей арестантской позе, только
— Дед, ты что скис?
Трофимыч через силу выдавил:
— Игорек… Когда обжимались, я об тебя потерся. Это… Волына за поясом у тебя.
Корсаков машинально пощупал пистолет.
— Так ты это… Дай мне волыну на сохранение. Мимо ментов же пойдешь, вдруг спалишься. — Трофимыч перевел дух. — И мне тут ждать тебя будет веселее.
— Ну, да. А если я с гостями приду, то ты…
— А как же иначе… С волками-то.
Корсаков усмехнулся. Потянулся за пистолетом. Когда сталь с характерным звуком скользнула по коже ремня, он увидел, как вздрогнул Трофимыч, и по-воловьи напряглись две мышцы на его согнутой шее.
— И ты все это время..? — догадался Корсаков.
Трофимыч дрогнул головой.
— Без обид, Игорек, — шепотом прошелестел Трофимыч. — Боюсь я тебя. Душа у тебя золотая… А сердце, не обижайся, из стали. Видал я таких. За деньги не прикончишь, нет… А добьешь, чтоб не мучился, как муху прихлопнешь.
Он замер, словно, действительно ждал выстрела в затылок.
Корсаков положил у его ног пистолет.
— К тебе, Трофимыч, это не относится.
Глава девятая
Несколько раз он попадал не туда. Наконец, в трубке прозвучал недовольный голос Примака.
— Чего надо?
Корсаков с облегчением вздохнул. Судя по тону и «чего надо», Леня находился в жесткой завязке. По пьяне он был вальяжен и велеречив, или еще мог говорить.
— Леонардо, у меня срочно дело.
— Игорек, если это ты, то ну тебя с твоей водкой на фиг! Я только что из-под капельницы. Все, абзац! Молоко, гантели… И тебе советую.
— Ни слова о водке, клянусь! Леня, мне нужна твоя помощь.
— Игорек, я на мели, — как и ожидалось, ответил Примак.
— Деньги у нас будут, обещаю. Ты контакт с Добровольским не потерял? Ну, крендель из «ВИП-банка». Или «ВАМП-банка», я уже не помню…
— А, Михаил Максимович! Как же, как же. Он у меня картинку полгода назад купил.
— Он сейчас на свободе? А то у нас с этим делом, сам понимаешь…
— Типун тебе на язык, Игорек! Только сегодня ему звонил.
— О! Он-то нам и нужен.
— Зачем? Слушай, что там у тебя гудит в трубке?
— Я из автомата звоню. С Арбата.
— С Арбата? Бомж ты идейный, Игорь! Так дела не делаются. Если серьезное дело, бери тачку, приезжай ко мне.
— Не могу. Когда новость узнаешь, сам прибежишь.
Примак засопел в трубку. Игорь понял, что Леня не верит, будто он может предложить что-нибудь стоящее.
— Если Добровольского еще
— Не из ларька, я надеюсь? — с иронией спросил Примак.
— Бутылка у меня в руках. Читаю по этикетке: коньяк «Hennessey», на этикетке фамильный герб рода Хеннесси — рука с секирой, выдержка двадцать пять лет. Год производства… — Он выдержал паузу. — Одна тысяча семьсот девяносто третий.
— Девяносто третий?
— Тысяча… семьсот… девяносто… третий! Год французской революции. Юбилейный коньяк!
В трубке повисла тишина.
— Але, ты там живой? — спросил Корсаков.
Леня ожил и засопел, как мерин в гору.
— Игорь, если это розыгрыш, я тебя убью собственными руками!
— Но-но, не надо так нервничать, Леонардо! Это просто коньяк, только очень старый.
— Сковырни сургуч, и скажи мне, что ты там увидишь!
— Леня, за кого ты меня держишь?! Мы же профессионалы. Нам положено знать, что в конце восемнадцатого века, а может, начали еще раньше, но до нас бутылки не дошли, коньяк запечатывали, помимо пробки и сургуча, еще и расплавленными золотыми луидорами. И если то, на что я сейчас смотрю, не золото, то я не Игорь Корсаков.
— Тоже мне имя! — хмыкнул Леня.
Корсаков до хруста в суставах сжал трубку.
— Так, козел, я сейчас отшибу горлышко и начну лакать коньяк. А ты будешь слушать и исходить от жлобства жидком поносом! И я это сделаю, ты меня знаешь!
Леня всхлипнул и взмолился:
— Корсаков, не надо!
— Ага, значит, я — Игорь Корсаков. И на слово мне можно верить?
— Да, да, да! Только уймись!
— Тогда звони своему банкиру.
— Я верю, Игорь. Он может не поверить.
— Не поверит великому Леониду Примаку? Ладно, я позвоню Жуку. Он мне поверит стопроцентно. Сегодня виделись, в «Прагу» звал, визитку мне оставил. Решай, кто звонит: ты или я?
— М-м-м… Игорек, дорогой… Пойми, я же ставлю на кон свой авторитет!
— Можешь присовокупить мою голову.
— Да на кой ему твоя голова?! Ой, извини… Игорек, ну так же дела не делаются! Приезжай ко мне, все обсудим, согласуем позицию… Ну, Игоречек, миленький!
Корсаков, чтобы оборвать нытье, решил бросить козырный туз.
— Сколько стоят на «Сотби» шесть бутылок такого коньяка?
— И… Ик. Игорь, у тебя их шесть?!
— Да! Назначь своему банкиру десять процентов от аукционной цены, и можешь смело посылать свою Гертруду к фюрера бабушке.
— Эт… эт… это…
— Это твой шанс, Леня! — подсказал Корсаков. — Считаю до трех и кладу трубку.
— Стой! Черт… Я согласен.
— Через час жду на Гоголевском. Машину остановите у первого дома с аркой.
— Игорь, ты с дуба упал?! Он не поедет в такое время на Арбат.
— Во-первых, время еще детское. Во-вторых, это его проблемы.
— Нет, я опять в запой уйду! Нафиг мне такая жизнь! Ты же…
— Да, чуть не забыл! Леня, еще одно условие. Касается лично тебя. — Корсаков выдержал паузу.