Таро Люцифера
Шрифт:
Закинув голову, выпустил к звездам струю дыма. Стал следить, как табачное облачко, подсвеченное огнем, поднимается к дырам в плотной массе листвы. Звездочки мирно помигивали алмазными глазками.
Корсаков выбрал одну, самую симпатичную на его взгляд, и стал ждать, когда она коснется рваного края дырки в листве, в которой она плавала, как светящийся головастик в лужице.
Сигарету докурил до самого фильтра, а звездочка не сдвинулась ни на миллиметр.
— Пуф! — выплюнул остатки дыма Корсаков.
По его минимальным знаниям астрономии, с грехом пополам усвоенным в школе, такого
Небо проворачивается, или земля вращается, что не суть важно, со скоростью градус в четыре минуты. Иными словами, за десять-двеннадцать минут, что горит сигарета, звезда по всем законам небесной механики обязана была сдвинуться почти на полсантиметра.
— Е-мое, опять попал! — Корсаков в сердцах сплюнул.
Швырнул скомканный фильтр в огонь.
За черной ширмой кустарника, со всех сторон огораживающего полянку, послышался шорох и сиплое дыхание.
Корсаков схватился за посох. Вскочил на ноги, лицом к источнику звука. Хватило сообразительности перешагнуть через костер, поставив огненную преграду между собой и незваным гостем.
«Только бы не звероящер какой-нибудь!» — хихикнула в голове глупая мыслишка.
Кусты с треском раздвинулись. На поляну выползло мохнатое бесформенное существо, ростом с теленка. Оно постояло, прячась в сумраке. Потом гнусаво вскрикнув, распалось на три части. Каждый комок, переваливаясь и шурша травой, пополз к огню.
Корсаков напрягся. Непонятно что, возможно даже не имеющее отношение к животному миру, достаточно разумно брало его в клещи. Он резко нагнулся, выхватил из костра самую крупную корягу.
Ближайший ком вступил в круг света. Из-под груды ветоши на Корсакова глянули мутные глаза. Пламя высветило изрезанное морщинами лицо. Опиралось человекообразное существо на толстую палку с мощным набалдашником на конце. Рука, сжимавшая палку, выглядела вполне человеческой. Правда, не знающей горячей воды и мыла.
Два других мохнатых существа, откинув с голов накидки, тоже показали свои человеческие морды. Именно морды, потому что обезображенные коростами и шрамами лица иначе назвать язык не поворачивался.
От гостей кисло пахло бомжами. Тягучий и тошнотворный запах этот Корсакову был хорошо знаком. И опыт общения с обитателями клоаки жизни подсказывал, что бомж, конечно же, человек. Но порой уже наполовину — затравленный зверь.
— Что буркалы выкатил, срань господня? — суровым голосом обратился он к тому, что выполз на свет первым.
Обвешанные всяческой рванью существа переглянулись.
Тот, в ком Корсаков опознал старшего, издал нечленораздельный чавкающий звук. Резко смахнул с себя рванную накидку.
Пламя осветило его лицо, почти до глаз заросшее бородой. Волосы на голове были заплетены в косички: две спускались с висков, одна змеей сползала по затылку. Густые брови нависали над глазницами, почти скрывая блеск глубоко запавших глаз. На мужчине были широкие бесформенные штаны неопределенного цвета, рубашка с завязками у горла и меховая жилетка. Мех ее вытерся, как на лишайном псе; остались клочья шерсти, торчащие жалкими островками среди засаленной кожи.
Растревожив пламя костра, слетала ветошь с двух оставшихся существ. Танцующие блики
Женщина была молодой, но убогой, со впалой грудью, сухими плетями жилистых рук. Лицо обезобразил бордовый нарост, свисавший с нижней губы и бугристой пеной облепивший подбородок. Одежда ее состояла из синего цвета юбки с остатками золотого шитья и холщовой рубахи с оторванными рукавами.
Второй мужчина был самым страшным в компании. На месте носа у него зияла дыра с рваными краями, правый глаз залеплен сочащейся гноем лепрой, рот с напрочь отрезанными губами щерил щербатые зубы. Волос на черепе было еще меньше, чем шерсти на жилетке вожака. На теле болтался камзол неопределенного цвета. Штаны он соорудил из двух мешков, соединенных на живую нитку. Живот у мужчины был впалый, как у отощавшего волка.
Бомжей такой степени запущенности Корсакову встречать не доводилось.
— Так, срань господня, вам тут делать не фига! — объявил он.
Для пущей доходчивости угрожающе махнул пылающей головешкой.
Женщина ткнула в Корсакова скрюченным пальцем.
— Le sorcier! Tuer le sorcier! [29]
Визгливый голос болью ввинтился в уши Корсакова.
— Да заткнись ты, уродина! — выкрикнул он, крест на крест отмахнувшись головешкой.
— Il fait de la sorcellerie! [30] — завизжала женщина
29
Колдун! Убить колдуна!
30
Он колдует!
Корсаков сделал выпад, как в фехтовании, огнем отпугнув уродину.
Вожак шамкнул, залив бороду слюной. От локтя до кулака размазал слизь по руке. Утершись, перевел дубину в боевое положение.
Второй мужчина радостно заморгал единственным глазом. Сунул руку за спину и вытащил меч, перекованный из косы. Женщина, как рассерженный индюк, затрясла бородавчатым наростом на губе. Плюясь проклятиями, судорожно цепляясь за узлы, сорвала с пояса веревку. К обоим концам ее, оказалось, были привязаны по стальному крючку. Со свистом прокрутив свое оружие над головой, женщина первой ринулась в атаку.
Корсаков шагнул ей навстречу. Футбольным ударом взбил угли и золу из костра, швырнул точно в лицо женщине. Она с воем отпрянула. Космы и юбка покрылись язычками пламени.
С разворотом уйдя с линии атаки одноглазого, Корсаков уклонился от летящего в живот меча. Провернул в воздухе посох, вспугнув вожака, и обрушил удар на спину безглазого. Тот хэкнул и подломился в коленях. Пинком в зад Корсаков послал его под ноги вожаку. Секунды заминки вожака хватило Корсакову, чтобы наотмашь врезать посохом ему в висок. Вожак выдул кровавый пузырь из распахнутого рта и выронил дубину. Безглазый нечленораздельно заголосил, пытаясь отлепиться от вожака. Корсаков, упав на колено, горизонтальным ударом врезал ему в позвоночник. Раздался громкий треск, словно ветка хрустнула. Крик безглазого оборвался.