Тарси
Шрифт:
Жена или девушка хоккеиста заволновалась, стразу оценив ситуацию как опасную.
– Андрей, ну когда Коля приедет? Ты же знаешь, что мне нельзя волноваться. И врач говорил, - капризно начала она.
Андрей сразу потерял интерес к Вале и подошел к женщине с мальчиком. Он обнял их обоих ласково и очень нежно, что резко контрастировало с его брутальной внешностью. Женщина сразу уткнулась ему лицом в грудь.
– Ну, что ты, котеночек. Ты же у меня такая крепенькая и боевая. Да и Колю ты знаешь. Два метра дурнины. Вроде уже большой, а сам всех лупит, как
Валентина оценивающе посмотрела на пассию хоккеиста.
– Вот еще!
– забурчала старушка.
– Раньше бабы на сносях и в терриконах и на руде работали, и дома все делали. А сейчас понавыдумывали, лишь бы лежни пролеживать, да сало на боках копить.
Колюша не заставил себя долго ждать. В дверь забарабанили чем-то металлическим. Старик нажал кнопку. В подъезд вошли двое военных в суперсовременной экипировке, только без знаков различия. Старик такую амуницию только в иностранных фильмах видел или в передачах про развитее современной военной техники. У Колюши оказалось не только два метра роста, а еще и косая сажень в плечах. Хоккеист, конечно, был мужик здоровый, но брату в размерах он, безусловно, уступал.
Николай обнялся сначала с братом, а потом подошел к матери. Старушка обнял его так горячо, что стразу стало ясно, кто ее любимый сын.
– Гундосый, ты че стоишь?
– обратился Колюша к своем спутнику.
– Сумари в зубы и в машину.
– Братка, подожди, - остановил брата хоккеист.
– Доброе дело сделать надо. Как у дяди Сергея дома. Мы тут постреляли малёха, но так оставлять нельзя.
– Нет, братишка. Нам еще засветло до Селигера доехать надо. Катера на воздушной подушке по темноте не пойдут.
Андрей кивнул и, как-бы извиняясь, сказал старику и его компании:
– Не серчайте, православные. Ехать нам нужно. А у вас тут не так еще и плохо. Людей здесь мало живет. Да уехали уже многие. Вы главное этих самых не пускайте, - он неопределенно махнул в сторону двери.
Хоккеист улыбнулся Вале:
– Пистолет себе красавица оставь. Мало ли что.
Хоккеист еще раз посмотрел на них с горечью во взгляде, как на смертельно больных.
Двери лифта опять разъехались в сторону. В лобби выскочил полненький низкорослый рыжеволосый мужчина интеллигентного вида и женщина с двумя детьми. Женщина тащила за руки детей, а мужчина тащил чемодан на колесиках и большую спортивную сумку. Маленькая рыженькая девочка прижимала к груди нарядную мягкую куклу.
– Постойте, прошу вас. Помогите нам, - заголосила женщина.
– У нас машину вчера угнали. А ни такси, ни частники никто везти не хочет. Нам бы только из Москвы выбраться.
В глазах у женщины стояли крупные слезы. Ее муж выглядел очень испуганным.
Братья переглянулись. Между ними произошел какой-то молчаливой диалог, и большущий Коля
решил судьбу целой семьи:
– Детей в салоне разместим, а вам с мужем придется на крыше джипа ехать, там багажник у меня.
– Ой, да мы хоть как-нибудь, - обрадованно затараторила женщина.
Коля крикнул помощнику:
–
Приехавшие отбыли на свой Селигер, прихватив с собой одну счастливую семью. В вестибюле стразу образовалась какая-то гнетущая пустота. Мужик в хоккейном шлеме и его брат, обвешанный всякими суперменскими штучками, давали ощущение уверенности и безопасности. Но без них сразу стало еще страшнее, чем было. Все опять вернулись в салон мадам Ядвиги.
Валя примостилась на самый краешек дивана и зажала ладони между коленей, как будто греясь.
– Неужели он меня тут бросил, - встревоженно спросила она у всех.
– Как вещи бросают. Вы видели, сколько всего люди побросали?
В глазах ее читался вопрос, но все еще теплилась надежда.
– Ты не думай о плохом, - снова начал уговаривать ее армянин и тут же начал вещать нечто обратное своему принципу позитивного мышления: - Сейчас хуже чем война. Все вокруг погибнуть могут. Я ночью такого насмотрелся. Сам не знаю, как добрался. Думал, что по жизни синюю птицу поймал, перед детьми хвастался, примером для них быть старался. А сейчас себя цыплёнком чувствую. Ну, как я их защитить смогу. Где же вы сейчас, мои любимые.
Дальше он заговорил, что-то на родном языке. Казарян снова пустил слезу.
– Ты очень красивая. Если бы ты моей девушкой была, то никогда бы тебя не бросил. В тебя, наверное, и так все влюбляются, - просто и бесхитростно постарался ободрить Валю Кирилл.
Валя благодарно ему улыбнулась.
Снова послышался звук открывающихся дверей лифта.
– Сука, скуа, тварь такая, - в дверном проеме показался Блидевский.
– Эта стерва все вынесла. Все! Документы, деньги, вещи. Одна мебель и бытовая техника стоит. Даже из ванны сука все выгребла. А одежду мою краской и маслом облила. Представляете? Это же надо, какая мразь.
Руки Блидевского тряслись. Он достал из пачки, которую мусолил в руках, тонкую женскую сигаретку и нервно закурил.
– А я ведь уже три года не курю, - Блидевский глубоко затянулся сигаретой и закашлялся. Пепел длинной колбаской упал на грязное пальто.
Зазвенел телефонный звонок. Подросток выдернул из кармана телефон.
– Ох, ё! А я уж думал, слили меня.
Он прижал трубку к уху. Бесшабашно радостное выражение лица постепенно превратилось в разочарование, а потом в гримасу раздражения и злобы. За это время он ничего не сказал. Он просто со всей силы кинул телефон об стену. Дорогой аппарат разлетелся в дребезги с жалким пластмассовым треском.
– Что-нибудь случилось?
– участливо осведомился старик.
Подросток зло глянул на него и грубо отрезал:
– Чего? Всем так интересно? Да отстаньте все от меня! А идите вы все на х...
Кирилл выскочил в вестибюль и с остервенением стал пинать свою большую черную сумку и, прикрученные к ней, непонятные спортивные снаряды.
Незаметно доели остатки завтрака. Кирилл бросил пинать сумку и ушел в лифтовой холл расписывать стены черным толстым маркером и лупить по плитке принесенным с собой топориком.