Тарусские тропинки. Альманах 2024
Шрифт:
Где солнце огненной Кармен
Витает в белоснежном блюзе.
Бежит река, дарит река
Свою живительную влагу
Тем, чья практичная рука
Жилища строит шаг за шагом.
В века приокский смысл даров
Смещает ракурсы и лобби,
И множит лица городов,
Переводя их в статус- хобби.
О, сколько же твоих сынов:
Бесстрашных, ясноглазых, русых-
Малоархангельск и Белёв,
Орёл,
Коломну, Серпухов, Рязань,
Ильиногорск, Касимов, Муром-
В одну страну смогли связать
Вдоль всей Оки и править с миром!
Пусть кто-то, жаждою томим,
К родным истокам возвращаясь,
Увидит вдруг: среди равнин
небесной лентой извиваясь,
Приветствуя семь областей,
Приняв сто тридцать семь притоков,
Проводником людских страстей
Спешит река в объятья рока!
А берега зеркальность вод
Сквозь толщу лет шлифуют ветром,
И росы звездам строят плот
С высоко-проводным эффектом.
Сквозь время Белая Луна
В глубины синие ныряет,
А кванты чуткая волна
Своею меркой отмеряет.
И плещутся в плывучих днях
Связные важных сфер мобильных-
Три буквы вечных в именах!
Три знака — родственных и сильных!
* * *
Полынный венец. Чернобыльское эхо.
1.
Душа в плену колючей белизны…
Но жару сердца — не подвластен иней,
Лишь безмятежность лун в мои кочует сны,
Молчание небес врачуя синью.
Уснуло время в памяти людской,
Лишь полнятся негромких перезвонов
Серебряно — заутренний покой
Да неизменный родниковый говор.
Не сторожит рассветы вороной,
Росяных трав копытами касаясь,
Ни пахарь, что веками бороной
Трав сорных корни вырывал, играясь.
Звенит в тоске полуденная марь,
Улыбку неба скрыв в пеленах черных,
Да обесточенный скрипит фонарь,
Являя чудо в бисеринках зернах…
Безлюдная обитель тишины…
Порою ветры с перебранкой грома
Встревожат память матери — весны,
Споткнувшейся у брошенного дома.
Чем заплатить за свет пытливых глаз?
Что жертвовать во имя вечной жизни?
Как прорастить, земля, на этот раз
Зерно любви на поле дикой тризны?
И вторит мне огонь седой луны,
В своей печи сжигая днем и
Обугленных желаний валуны,
Переводя зигзаги в многоточья…
2.
Времени вектор, надежд изваяние,
Тихо скользит по холодной росе.
Ищет для новой эпохи сказания?
Иль бесконечной внимает слезе?
Прячет раздумья свои придорожные
Дикой рябинки библейский листок,
Блики огня, золотисто — тревожные,
Греет в объятьях своих мотылёк.
Звери и птицы в бессильном отчаянье
Множат унылую жертвенность мест,
С неба — подателем Благ и Печали
Людям подарен полынный венец.
В зорях былинных нежданные вестники -
Цезий и стронций кадилом кадят,
Кроткие метинки черной агрессии
Ноги мои, не спросясь, полонят…
Альфа и бэта — частицы со смыслом
Гонят нахально из глаз синь — рассвет,
Вновь над людьми неизведанным промыслом
Микрорентгенный встал авторитет.
Кто мы земле — миротворцы и пахари?
Те, кто встречал попрошаек в штыки?
Сеяли жито и в горе не плакали,
С богом сверялись, грозе вопреки?!
Кроны деревьев и травы до пояса
Не пропускают к лугам солнца луч.
Кошки, собаки внимают без голоса
Сумеркам страха, что тьмою могуч.
3.
В ториевом поле колючие ночи
Ежатся в ужасе капли воды.
Звездно мерцают могильников кущи-
Аперетивом свинцовой руды.
Также по вёснам здесь аисты селятся,
Сливы и яблоки бредят в снегу,
Только изгнанник прийти не надеется,
Атома слуги его стерегут!
Мирные земли свинцовой испариной
Плотно укрыты в хранилище лет.
Так, без войны, доля мужа — изгнание.
Голым. Таким, как родился на свет.
Только не в жизнь, а на смерть расселение…
Смерть, что была заперта — вознеслась!
Кто мы теперь? В книгах чьих осмысление?
Надо ль спешить в изотопный дом красть?
Красть, чтоб пустить эту смерть рукотворную
Ставить на людях печати свои?
И насыщать легионы тлетворные
Кровью живою. Невинною…
Сколько всего этой крови подарено
Рыжей геенне смиренным слугой?
Прячась за круги молчанья, подавленно,
Что обретал в ситуации той?
Ради какой благодати для мира
Из душ невинных ваялась свеча?
Боль и растерянность ткали порфиру