Тарзан и потерянная империя
Шрифт:
– Может, достаточно? – спросил Тарзан, указывая на распростертую фигуру потерявшего сознание гладиатора.
Префект обвел рукой трибуны.
– Они хотят его смерти, – сказал он. – Если он останется в живых, ты не будешь победителем.
– Цезарь тоже требует, чтобы я убил беззащитного человека? – спросил Тарзан, глядя Сублатусу прямо в глаза.
– Ты слышал, что сказал благородный префект, – презрительно процедил император.
– Хорошо, – сказал Тарзан, – правила схватки будут соблюдены.
Наклонившись, он
– Вот так я вынес вашего императора из дворца! – крикнул он зрителям.
Последовавшая буря восторга явно говорила о том, насколько чернь ценит вызов Тарзана, между тем как цезарь попеременно то бледнел, то багровел от ярости. Он собрался встать со скамьи, но что бы у него ни было на уме, сделать это ему не удалось: в этот момент Тарзан раскачал тело противника, словно громадный маятник, и мощным движением метнул вверх, за перила ложи, прямо в Сублатуса, повалив цезаря на землю.
– Я жив и один на арене, – крикнул Тарзан, обращаясь к публике. – Согласно правилам игр, я – победитель.
Даже цезарь не осмелился опротестовать единодушный восторг толпы, приветствующей воплями и бурными аплодисментами отважного победителя.
XV. ПРИГЛАШЕНИЕ
За кровавыми днями следовали тревожные ночи в тесных камерах, где полчища крыс и блох не давали пленникам ни минуты покоя. В начале игр в камере Тарзана находились двенадцать пленников, сейчас же на каменной стене раскачивались три опустевших кольца, и человек-обезьяна каждый день спрашивал себя, кто следующий?
Никто не упрекал Тарзана в том, что ему не удалось освободить их, поскольку никто не принял его обещания всерьез. Они даже помыслить не могли о бегстве с арены во время игр. Такое просто не укладывалось в их головах.
– Мы верим в твою искренность, – сказал Прекларус, – но мы лучше тебя знаем местные условия.
– Нужно дождаться благоприятных обстоятельств, – ответил Тарзан. – Я уверен, что подходящий момент настанет.
– Как же, настанет, – с горечью промолвил Аста. – Нас в Колизее окружают полчища легионеров.
– Я имею в виду тот момент, – продолжал Тарзан, – когда на арене соберутся победители. Тогда мы бросимся в ложу цезаря и вытащим его на арену. Сделав Сублатуса своим заложником, мы сможем потребовать, чтобы нас выслушали. Я не сомневаюсь в том, что мы добьемся своего и обретем свободу в обмен на цезаря.
– Но как попасть в императорскую ложу? – спросил Метеллус.
– Можно подняться по склоненным спинам, как по ступеням, подобно тому, как делают солдаты, когда штурмуют стену. Может, кое-кого из нас и убьют, но часть обязательно прорвется и сумеет стащить цезаря вниз.
– Желаю тебе удачи, – сказал Прекларус. – Клянусь, я уверен в твоем успехе. Жаль только, что не смогу пойти с тобой.
– Разве ты не пойдешь с нами? –
– Но как? Меня отсюда не выпускают. Видимо, держат здесь совсем не для участия в играх. Они что-то задумали, но вот что именно, непонятно. Тюремщик сказал мне, что я не участвую ни в одной схватке.
– Мы найдем способ увести тебя, – сказал Тарзан.
– Ничего не получится, – с грустью заявил Прекларус, качая головой.
– Погоди, – оживился Тарзан. – Ты ведь был начальником охраны Колизея, верно?
– Да.
– У тебя были ключи от камер? – допытывался человек-обезьяна.
– Да, – ответил Прекларус, – и от наручников тоже.
– И где эти ключи? Хотя излишне спрашивать. Наверняка отобрали при аресте.
– А вот и нет, – возразил Прекларус. – Откровенно говоря, в тот вечер их при мне не было. Когда я переодевался, то оставил их в комнате.
– Наверное их обнаружили…
– Их действительно стали искать, но не нашли. Тюремщик потребовал их у меня через день после моего ареста, но я сказал ему, что ключи забрали солдаты. Дело в том, что я спрятал их в тайнике, где храню свои ценности. И если бы тюремщик узнал про тайник, то взял бы не только ключи, но и все, что там хранится.
– Хорошо! – воскликнул человек-обезьяна. – С ключами проблем нет.
– Но как ты их достанешь? – спросил Прекларус, недоверчиво улыбаясь.
– Не знаю, – отозвался Тарзан. – Знаю лишь, что мы обязаны ими завладеть.
– Мы знаем также, что должны обрести свободу, – вмешался Аста. – Но знать – это еще не означает быть свободным.
Их разговор был прерван появлением в коридоре группы солдат. Немного погодя перед камерой остановился взвод дворцовой охраны. Тюремщик открыл дверь, и вошел человек в сопровождении двух охранников с факелами в руках. Это был Фастус.
Обведя глазами темницу, он спросил:
– Где Прекларус?
А когда увидел его, произнес:
– А, вот ты где! Прекларус промолчал.
– Встать, жалкий раб! – взвизгнул Фастус. – Всем встать! Как вы смеете сидеть в присутствии наследника цезаря!
– Ты достоин называться разве что свиньей, – съязвил Прекларус.
– Хватайте их! Бейте их палками! – завопил Фастус, обращаясь к солдатам, стоящим за порогом камеры. Начальник охраны Колизея, ставший свидетелем всей сцены, загородил собою дверь.
– Назад! – приказал он легионерам. – Здесь приказы отдают только цезарь и я, а ты, Фастус, пока еще не цезарь!
– Скоро я им стану, – отрезал тот властным голосом, – и для тебя это будет поистине печальный день!
– Это будет печальный день для всего Кастра Сангвинариуса, – сказал офицер. – Ты еще не сказал Прекларусу того, с чем пожаловал. Говори, что хотел, и уходи. Даже сыну цезаря не дозволено трогать моих пленников.
Фастус затрясся от ярости, сознавая свое бессилие. Начальник охраны подчинялся только императору.