Тарзан приемыш обезьяны
Шрифт:
– - "Перед тем'', как они убили его? Что вы хотите сказать? Они не? ... Они не? ...
– - Она подумала о том, что Клейтон сказал о вероятных отношениях лесного человека с этим племенем, и не могла произнести ужасного слова.
– - Да, мисс Портер, они -- каннибалы, -- сказал он почти с горечью, потому что и ему пришла в голову мысль о лесном человеке, и страшная беспричинная ревность, испытанная им два дня тому назад, снова охватила его.
И тогда с внезапной грубостью, столь же чуждой Клейтону, как вежливая предупредительность чужда
– - Когда ваш лесной бог ушел от вас, он, наверное, торопился на пир.
Об этих словах Клейтон пожалел еще раньше, чем договорил их, хотя и не знал, как жестоко они уязвили девушку. Его раскаяние откосилось к тому безосновательному вероломству, которое он проявил по отношению к человеку, спасшему жизнь каждому из них и ни разу не причинившему никому из них вреда.
Девушка гордо вскинула голову.
– - На ваше утверждение мог бы быть один подходящий ответ, м-р Клейтон, -- сказала ока ледяным тоном, -- и я жалею, что я не мужчина, чтобы дать вам такой ответ.
– - Она быстро повернулась к ушла в хижину.
Клейтон был медлителен, как истый англичанин, так что девушка успела скрыться из глаз прежде, чем он успел сообразить, какой ответ дал бы мужчина.
– - Честное слово, -- сказал он грустно, -- она назвала меня лгуном! И мне сдается, что я заслужил это, -- добавил он задумчиво.
– - Клейтон, мой милый, я знаю, что вы утомлены и издерганы, но это не причина быть ослом. Идите-ка лучше спать!
Но прежде чем лечь, он тихонько позвал Джэн Портер из-за парусиновой перегородки, потому что желал извиниться. Однако с таким же успехом он мог бы обратиться и к сфинксу! Тогда он написал записочку на клочке бумаги и просунул ее под перегородку.
Джэн Портер увидела бумажку, притворилась, что не заметила ее, потому что была очень рассержена, обижена и оскорблена; но -- она была женщиной и потому скоро как бы случайно подняла ее и прочла:
Дорогая мисс Портер, у меня не было никакого основания сказать то, что я сказал. Единственное мое извинение -- что, должно быть, нервы мои расшатались окончательно; впрочем, это вовсе не извинение! Пожалуйста, постарайтесь думать, что я этого не говорил совсем. Мне очень стыдно. Я никак не хотел обидеть вас, -- вас менее, чем кого бы то ни было на свете! Скажите, что вы прощаете меня.
Ваш Сесиль Клейтон.
– - Нет, он думал так, иначе он никогда бы этого не сказал, -рассуждала девушка; -- но это не может быть правдой, и, я знаю, что это неправда!
Одно выражение в записке испугало ее: "Я никак не хотел обидеть вас, -вас менее, чем кого бы то ни было на свете!"
Еще неделю тому назад это выражение наполнило бы ее радостью, теперь -оно угнетало ее.
Она жалела, что познакомилась с Клейтоном. Она жалела, что встретилась с лесным богом, -- нет, этому она была рада. А тут еще та, другая записка, которую она нашла в траве перед хижиной после своего возвращения из джунглей, любовная записка, подписанная Тарзаном из племени обезьян.
Кто
– - Эсмеральда! Проснитесь!
– - крикнула она.
– - Как вы раздражаете меня тем, что можете спокойно спать, зная, что кругом горе!
– - Габерелле!
– - завопила Эсмеральда, приняв сидячее положение.
– - Что тут опять? Гиппосорог? Где он, мисс Джэн?
– - Вздор, Эсмеральда, никого тут нет. Ложитесь опять! Вы достаточно противны, когда спите, но еще несносней, когда проснетесь!
– - Деточка вы моя сладкая, да что с вами, мое сокровище? Вы сегодня будто не в себе, -- сказала служанка.
– - Ах, Эсмеральда, я сегодня вечером совсем гадкая. Не обращайте вы на меня внимания -- это будет самое лучшее с вашей стороны.
– - Хорошо, сахарная моя, ложитесь-ка вы лучше всего спать. Ваши нервы издерганы. Со всеми этими рассказами массы Филандера о ринотамах каких-то людоедских гениях оно и не удивительно!
Джэн Портер засмеялась, подошла к кровати Эсмеральды и, поцеловав щеку преданной негритянки, пожелала ей спокойной ночи.
XXIII
БРАТСТВО
Когда д'Арно пришел в сознание, он оказался лежащим на постели из мягких лопухов и трав в шалаше, построенном из веток в виде маленького Л.
В отверстие шалаша открывался вид на луг, покрытый зеленым дерном, за которым довольно близко подымалась плотная стена кустарников и деревьев.
Он был весь разбит и очень слаб. Когда сознание полностью вернулось к нему, он почувствовал острую боль многих жестоких ран и тупую боль в каждой кости, в каждом мускуле тела -- последствия ужасных побоев, перенесенных им.
Даже повернуть голову -- и это вызывало в нем такое безумное страдание, что он долго пролежал неподвижно, закрыв глаза.
Он пытался по частям воссоздать подробности того, что с ним случилось до той минуты, когда он потерял сознание, чтобы найти объяснение своего теперешнего положения; старался понять, среди друзей ли он, или среди врагов.
Наконец, ему вспомнилась вся ужасающая сцена у столба и странная белая фигура, в объятиях которой он впал в бессознательное состояние.
Д'Арно не знал, какая участь ожидает его. Он не видел и не слышал кругом никаких признаков жизни.
Беспрестанный гул джунглей -- шорох листьев, жужжание насекомых, голоса птиц и обезьянок, -- казалось, смешались в баюкающее ласковое мурлыкание. Казалось, будто он лежит в стороне, далеко от мириады жизней, звуки которых долетают до него только как смутный отголосок.
Наконец, он впал в спокойный сон и проснулся уже после полудня.
Опять испытал он странное чувство полнейшей растерянности, которое отметило и его первое пробуждение; но теперь он скоро припомнил недавнее прошлое и, взглянув через отверстие шалаша, увидел фигуру человека, сидящего на корточках.