Тарзан (Сборник рассказов)
Шрифт:
— Я совсем забыл про награду, — промолвил Тарзан. И прибавил:
— Но как же М'ганвазам надеется получить награду, если белые ушли, и он даже не знает, где они теперь находятся?
Тамбуджа возразила:
— Они еще недалеко ушли и идут медленно. И наши гонцы могут легко догнать их. Я не могу объяснить тебе, где их лагерь, но могу отвести тебя к ним.
Занятые разговором, они не заметили, как в хижину прокрался в темноте какой-то мальчуган и так же бесшумно и незаметно выскользнул.
Это
— Так пойдем же скорее! — воскликнул Тарзан.
Этих последних слов Булао не слышал, так как он уже бежал со всех ног по деревенской улице на площадь, где его свирепый родитель пил туземное пиво и восхищался танцами своих подчиненных. Они дико орали, кружились и высоко прыгали, размахивая копьями. Тамтам и три священных барабана аккомпанировали их пляске.
Когда Тарзан и Тамбуджа осторожно вышли из деревни и скрылись во мраке джунглей, почти одновременно с ними два стройных и легких черных гонца отправились в том же направлении, хотя и по другой дороге.
Через некоторое время, уже отойдя достаточно далеко от деревни, Тарзан спросил старуху, видела ли она сама белую женщину и ребенка?
— Да, бвана, — ответила Тамбуджа. — Я видела их: у нас в деревне была белая женщина и маленький ребенок. Ребенок умер от лихорадки, и они похоронили его здесь!
XII
ЧЕРНЫЙ НЕГОДЯЙ
Когда Джэн Клейтон пришла в себя после продолжительного обморока, ее снова охватило отчаяние. Она с ужасом и тоской смотрела на Андерсена, который держал на руках ребенка.
— Что с вами? — спросил он. — Ви больная?
— Где мой сын? — закричала несчастная женщина, не обращая внимания на его вопрос.
Андерсен протянул ей ребенка, но она, покачав головой, сказала:
— Это не мой сын, вы это прекрасно знали! Вы такой же негодяй, как и Роков.
Маленькие глазки Андерсена расширились от удивления.
— Не ваша сын? — спросил он. — Ви сам сказаль, что ваша ребенок на «Кинкэд».
— Это не мой ребенок! — печально возразила Джэн. — Где же мой?
— Там не буль другая ребенка. Я тумаль этот ваша. Я ошень жаль.
Андерсен беспокойно переступал с ноги на ногу. Было очевидно, что он действительно не знал, что ребенок чужой.
Ребенок на руках у Андерсена запищал и потянулся ручонками к молодой женщине.
Никакая мать в мире не могла бы противостоять этому призыву. И схватив чужого ребенка, она прижала его к груди и, спрятав свое лицо в платьице ребенка, тихо заплакала.
Слезы немного облегчили ее. После первого сильного потрясения, вызванного
— Вы не знаете, чей это ребенок? — спросила она Андерсена.
Швед покачал головой.
— Если ета не ваша сын, я не знаю, чей ета ребенка. Мистер Роков говорила ета ваша сын! Я не могу ходить на «Кинкэд»: Роков меня убиваль! Но ви может туда ходить: я вас буду проводить до моря, а там чернокожий возиль вас до «Кинкэд».
— Нет, нет! — закричала Джэн. — Ни за что на свете! Лучше умереть, чем опять попасть в руки этих негодяев. Нет, пойдемте дальше и возьмем с собою этого ребенка. С божьей помощью мы как-нибудь отыщем моего Джека!
И они пустились в дальнейший поход через дикую страну!
С ними шло шесть туземцев. Эти «сафари» несли провизию и палатки, захваченные предусмотрительно Андерсеном с «Кинкэда».
Дни и ночи беспрерывных мучений, которые переживала молодая женщина, слились для нее в один непрерываемый кошмар. Она потеряла всякий счет времени. Единственным утешением в этой жизни, полной непрерывных страхов и страданий, был ребенок, к которому Джэн успела привязаться. Он до некоторой степени заполнил пустоту в ее сердце после того, как она была лишена своего ребенка. Джэн нашла существо, на которое могла изливать свою материнскую любовь. Иногда она закрывала глаза и мечтала в сладком и печальном самообмане, что ребенок у ее груди ее собственный.
Первое время они продвигались внутрь страны чрезвычайно медленно. Время от времени случайно попадавшиеся им навстречу туземцы доставляли кое-какие сведения, по которым можно было предполагать, что Роков еще не напал на их след. Это последнее обстоятельство, а равно и желание Андерсена как можно более облегчить молодой и нежной женщине тяготы путешествия, заставили их идти медленнее, чем следовало, и часто останавливаться на отдых.
Швед проявлял свою заботливость к Джэн, чем только мог.
Он до сих пор был очень огорчен и страдал от своей невольной ошибки с ребенком. И Джэн была вполне убеждена в его благородных побуждениях.
При остановках Андерсен тщательно следил за тем, чтобы палатка для Джэн и ребенка была разбита на самом удобном месте; колючая изгородь — бома — вокруг нее изготовлялась как можно прочнее и непроницаемее.
Все, что было лучшего в их скромных продовольственных запасах, Андерсен предоставлял Джэн и ребенку. Но более всего успокаивало и трогало ее его почтительное и вежливое с ней обращение.