Тарзанариум Архимеда

Кацай Алексей Афанасьевич

Потом эти недра сомкнулись над Дэном и сколлапсированное пространство раздавило собою время. Маккольн не помнил, сколько он находился в этом безвременьи, которое постепенно наполнялось какими-то рваными звуками. С трудом приходя в себя, Дэн прислушался и внезапно понял, что это — стон. Его собственный стон. Вместе с пониманием этого пришла боль.

Он попробовал шевельнуться и не сразу сообразил: то ли это вяло качнулось его тело, то ли тяжело всплеснулось упруго-ртутная планета. Открыл глаза. Прямо над ним светлело пятно внушительного отверстия. И было до него метров десять. Не меньше.

Дэн двинул головой, ощущая на затылке твердую пуговицу

ментоусилителя, вставленного когда-то туда вечно хмурым доктором Блейком. Пуговица была на месте. Вырвать ее можно было только вместе с мозгом. Мозгом, который все больше и больше начинал паниковать пульсирующей болью по мере того, как Дэн ворочал головой, оглядывая стенки колодца, в который он провалился после взрыва летающей тарелки. А в том, что она взорвалась, Маккольн почему-то не сомневался.

Стенки же были отвесны, шершавы и с болтающимися на них покореженными листами пластика, который, очевидно, недавно плотно покрывал их. Пластика совершенно не было только вверху, там, где колодец суживался к туманно светящемуся отверстию. На его фоне застыла огромная звезда. Маккольн вспомнил, что из глубоких колодцев небо видно очень четко. И потому не удивился ее размерам. Он удивился другому — ее цвету. Звезда была черной.

— Эй, Маккольн, привет! — крикнула звезда. — Ты как? Не зашибся?

И Маккольн понял, что это — голова человека, заглядывающего в провал колодца.

— Раджив? — прохрипел Дэн, заново учась слышать свой голос.

Голова молчала.

— Раджив!.. Брат… Слава богу! Вытащи меня отсюда…

Голова продолжала молчать, неподвижно замерши на фоне белесого неба. Маккольн ощутил, что, успокоившееся было чувство панического страха, снова запульсировало в районе ментоусилителя.

— Раджив, — дернулся он, выворачивая тело из-под обломков породы, — какого черта ты молчишь? Веревку, веревку давай!

С невидимой для Дэна стороны колодца, расположенной за его головой, послышался какой-то звук. Ему показалось, что это — плеск воды. Черт, галлюцинаций еще не хватало! Он снова задергался, почувствовав, как боль из головы хлынула в каждую клеточку избитого тела. Но само тело оставалось неподвижным. Единственное, что мог сделать Маккольн, это вывернуть криком свое горло:

— Раджи-и-ив!!! Вытащи меня!..

Сквозь плеск воды, уже вполне различимый, заструился какой-то сухой шорох. И гибкая фигура, стремительно увеличиваясь в размерах, заскользила по тонкому линю на дно колодца. Вот она покачнулась, впечатала обе ноги в обломки известняка, огляделась, изумленно присвистнула и, в конце концов, склонилась над Дэном.

— Привет, Маккольн, — повторила. — Вот мы и встретились.

Маккольн пристально вгляделся в лоснящуюся негритянскую рожу, вплотную приблизившуюся к ее лицу, и с медленным ужасом начал узнавать ее.

— Хастон! — прохрипел. — Дик Хастон, чтоб тебя!..

— Слава богу, узнавалка работает, — разгибаясь, иронично бросил негр. — Со свиданьячком.

— Но… Но, как?!?..

— А вот так… — невнимательно ответил Дик, вглядываясь во что-то, невидимое Маккольну. — Так вот, — повторил. — Что ж ты, дружище, бросил-то меня? Не уследил? А я вот соскучился по твоему теплому участию. И потому, понимаешь, решил из тюрьмы деру дать.

Маккольн тяжело покрутил головой. Боли в теле он уже не чувствовал. Просто не было его, тела.

Хастон сделал было шаг куда-то в сторону, но, поколебавшись, снова повернулся к Дэну.

— Я все хотел спросить тебя, Маккольн. За что ты меня так? Ведь

знал, что я к вашим шпионским играм никакого отношения не имею. И про Барсукоффа… Понимаю, что ты шкуру свою спасал. Но мог бы ведь объяснить, что все случайно произошло. И я бы подтвердил. А так… Все равно, говорят, из ЦРУ тебя поперли. Финита, так сказать, ля карьера.

— Много ты понимаешь, — буркнул было Маккольн, но напрягся, задыхаясь и меняя тон. — Многого ведь ты не знаешь, Дик. Не знаешь многого. Ты ведь нег… Извини, афроамериканец. Второй сорт. Тебя могли бы сразу убрать, но я… Я тебя прикрывал. И за решетку упрятал, чтоб не достали.

— Да ну!.. Благодетель ты мой!..

— Правда, правда, Дик! И из ЦРУ я сам ушел. Ну их к черту, параноиков этих! Настоящие, большие деньги нужно в науке делать, а не в политике. Они ведь, олухи, не понимают, что идеи — главное в наше время. Во время, когда информацию можно на ощупь почувствовать. Даже в тюрьме. Ее, информацию схватить надо, да. Это и разведка может. Но новое в ней найти — черта с два! Это, брат, только науке под силу. Вот у папаши моего… Много у него идей было всяких и аппаратуры разной. Но… Но, тоже — олух. Ни с кем не поделился. Все взорвал вместе со своим бункером.

— Подожди, подожди… Так этот черный миллионер, про которого легенды ходят, твой отец?

— Ну, да!.. Болен он был очень. А от страха еще и крыша поехала. Не выдержал. А я не сообразил, что к чему. Сразу в бункера не полез. Думал — потом, потом… А потом умники лос-аламосские ядерные испытания под землей устроили. Хоть и далековато отсюда, но для нас хватило. Что-то где-то сдвинулось и все, что недозавалило в буккере папашином, затопило напрочь. Теперь нырять придется.

— Затопило, говоришь? — Хастон задумчиво потер нос и, сделав шаг, исчез из поля зрения Маккольна. — А я-то думал, — через минуту донеслось до него с боку, — откуда здесь вода в подъемном тоннеле? Значит, и тут все затопило. Значит…

Голос его резко оборвался и он снова возник в поле зрения Маккольна.

— Да вытащи ты меня отсюда, Дик! — хрипя, взмолился тот.

— Значит, — не обращая на этот хрип никакого внимания, продолжил Хастон, — значит, загибаться тут тебе, дружище, в полном забвении и таком же одиночестве…

— Эй, эй, — насколько мог лихорадочно, завертел головой Маккольн, — ты что задумал?.. Ты меня вытащи, вытащи отсюда, брат. За мной не заржавеет. — Он облизнул пересохшие губы. — У меня деньги есть. Много денег. Я тебе заплачу. Отцом клянусь. А не хочешь, давай, в проект новый входи. Соскучился, небось, по работе-то в тюряге? А проект интересный…

— Это не твоя ли лунная республика для лохов? — внезапно наугад ляпнул Хастон.

— Для таких лохов, как ты, — так же внезапно оскорбился Маккольн. — Сама республика, она — декорация, которую я одному парню нарисовал. Незаметно так. Он, наверно, до сих пор думает, что сам кисть держал. Ну, ничего. Пусть капусты нарубит. А за кулисами в это время можно такое дело провернуть, что… Давай, Дик, давай! Кому-кому, а тебе точно интересно будет!

— Интересно? — Хастон снова наклонился над полузасыпанным телом Маккольна. — Интересно? — переспросил. — А тебе неинтересно узнать, Маккольн, что происходит с невинным и неглупым человеком, полным идей и планов, когда его за решетку сунут? Когда он каждый день физически ощущает, как ссыхается его мозг? Когда кругом его — не лица, а рыла одни? Когда вместо разговоров о звездах, он вынужден слушать кобелиное тявканье про баб и наркотики? Когда…