ТАСС уполномочен заявить
Шрифт:
— Почему?
— Не знаю. Она посмотрела справочник, остановилась как раз на той странице, где был луисбургский «Хилтон», загнула еще, потом разгладила, она знает, как я отношусь к книгам…
— Где этот справочник?
— Оля его увезла с собой.
— Обещала вернуть?
— Да. Я на поминках видел этот справочник у Сергея в комнате.
— Она сразу же попросила этот справочник или предварительно беседовала с вами о чем-то?
— Нет. Она с порога сказала: «Лев, дай проспект по „Хилтону“». Ну я и дал. А что случилось, товарищ Проскурин?
— Вы не заметили ничего странного в поведении Винтер?
— Кого?
С ювелиром Абрамовым работал Коновалов.
Коновалов задумчиво смотрел на блестящую лысину ювелира, который писал заключение, старательно выводя каждую букву:
«Я, Абрамов Игнатий Васильевич, будучи приглашен в качестве специалиста, по существу заданных мне вопросов должен заявить следующее: серьги бриллиантовые, в золоте, на платиновой основе представляют собою уникальное произведение ювелирного искусства; совершенно очевидно, что выработаны они не в СССР, ибо как золото, так и платина имеют явно выраженные примеси серебра, что карается у нас, так как это нарушение стандартных норм. Скорее всего, эти серьги произведены в Бельгии или Голландии; нельзя также отрицать возможность того, что сделаны они на предприятии „Кук и сыновья“ в Нью-Йорке, судя по коробочке, бархату и целлулоидному крепежу; допустимо также, что сережки сделаны во Франции, в дочерней фирме „Кук и сыновья“, именующейся ныне „Тулуз Луар“. Приблизительная стоимость сережек составляет пять — семь тысяч рублей. Можно предположить, что в свободно конвертируемой валюте означенные сережки стоят от двух до трех тысяч долларов».
— А почему именно «Кук и сыновья», Игнатий Васильевич? — перечитав заключение Абрамова еще раз, спросил полковник Коновалов. — Ошибки быть не может?
— Ювелиры ошибаются, как и саперы, всего лишь один раз в жизни. Камень слезится, высверк голубой, грани ручной шлифовки с небольшим машинным изнурением — кто же, как не Кук, сделает такое?! Это мы не бережем клиента и не думаем о преемственности симпатий, а им нельзя иначе, они живут рынком, а не собраниями политпросвета, пожалуйста, не сердитесь за мою дерзость, но я привык говорить то, что думаю, — особенно после решений исторического двадцатого съезда большевиков.
— Где существуют филиалы «Кука и сыновей», не сможете подсказать нам?
— То есть как это «где»?! «Куки» владеют миром, в каждой стране есть их контора, это ж не продажа семечек, это бриллианты!
— Между прочим, торговля семечками тоже дает миллионы.
— Что такое эти миллионы?! Это плевок из космоса! Это нищета и разор! Бриллианты могут стоить десяток тысяч миллионов, но ведь все привыкли к тому, что надо обмануть всех, когда имеешь дело с камнем, — зачем нервировать стомиллионной ценой?! Не надо! Бриллиант престижен, а разве люди сумели определить цену престижа?!
— Еще не сумели, — согласился Коновалов. — А вот скажите, пожалуйста, такого рода сережки могут быть причислены к разряду представительских подарков?
— Ха! Представительские подарки — это ручка «Паркер»! Вы не знаете заграницы, а я ее знаю! Представительский подарок — это записная книжка, набор спичек и, как апофеоз, книга об архитектуре Полинезии! Думаете, буржуй — щедр?! Он
Коновалов улыбнулся:
— Спасибо вам, товарищ Абрамов.
«Славину.
По возможности установите, снимал ли Дубов номер в отеле „Хилтон“, и если да, то какой? Цикличность? Стоимость? Как расплачивался — чеками или наличными? Установите также, где находится представительство ювелирной фирмы „Кук и сыновья“? Кто генеральный директор? Есть ли каталог на ювелирные товары бельгийского производства? Можно ли найти фамилии людей, покупавших год назад бриллиантовые серьги с изумрудом стоимостью от двух до трех тысяч долларов?
Центр».
Подразделение Коновалова обобщило данные на Дубова. Константинов, в частности, поручил выяснить, отчего по возвращении из Луисбурга Дубов отказался от предложенной ему докторантуры.
— Он не только от докторантуры отказался, товарищ генерал, — докладывал Коновалов, обобщив глубокой уже ночью собранные материалы. — Выясняется довольно занятная картина: во-первых, ему предложили должность заведующего отделом в управлении, оклад триста пятьдесят. Отказался. Странно, потому что он не назойливо, но точно дает понять окружающим, что с деньгами у него довольно трудно. Отказался и от учебы в академии. Три месяца он ждал должности старшего референта в том именно отделе Координационного института, куда стекаются все закрытые материалы по «африканскому узлу». Оклад — двести, премиальных нет.
— Какие он мог получить выгоды в Координационном институте? Более интересные командировки, перспектива роста?
— Никак нет. Командировки ему гарантировали, когда приглашали заведующим отделом, — практически, весь мир. Там же ему обещали дать льготы, если он решит писать докторскую. Перспективы роста в Координационном институте — весьма незначительны, разве что только защитится…
— Он пишет диссертацию?
— Нет. Мы навели справки, он даже не поднимал этот вопрос.
— Как характеризуют?
— Положительно. Дисциплинирован, скромен; очень аккуратен в работе с секретными документами.
— Какой, кстати, у него дома приемник?
— Его же нет в Москве, Константин Иванович… Мы не имеем права — пока что, во всяком случае, — входить к нему в квартиру…
— Надо продумать, как выяснить, что у него за приемник?
— Я прикину комбинации, товарищ генерал.
— Когда кончите «прикидывать»?
— Я сообщу вам план мероприятий сегодня же…
…В четыре утра пришел Проскурин.
— Где Дубов? — спросил Константинов.
— Я сделаю все, чтобы найти его.
— Ну в таком случае мы обязаны не разрешить вам делать все, а лишь то, что не противоречит закону…
Константинов открыл папку с особо срочными телеграммами:
— Ответьте мне, кто из людей по — «суженному кругу» — знал о наших поставках в Нагонию?
— Я должен посмотреть еще раз материалы на фигурантов.
— На кого? — Константинов поморщился. — «Фигурант» — по Бархударову — значит «артист балета».