Тату

Дегтяренко Вячеслав Иванович

Прожили в казармах недолго. Приехали наши солдаты, преимущественно с Дальнего Востока и Урала, и спустя пять дней всех вывели в окрестности села Трегуляй, предварительно загрузив всё самое необходимое на первое время в грузовики.

Пощипывал невесенний мороз. Нашли площадку. Стали расчищать её от метрового снега. Работы было много. К вечеру здесь должны будут стоять палатки, топиться печки, и мы будем спать в них. Это казалось невыполнимым. Ни физически, ни морально.

Всего не хватало: инструментов, солдат, техники. Всё вручную. На палатке медицинского пункта работало трое: начмед, начальник аптеки, водитель-санитар. Кое как очистили от снега отведённую нам площадку.

Приходилось воровать инструменты у зазевавшихся солдат из подразделений, лазить по деревьям в поисках хороших дров, долбить подтаявший лед. Каждый за себя. На обед была полукилограммовая банка тушёнки и краюха хлеба. Кухня ещё не работала. На фоне такой физической нагрузки это выглядело мизером. Пришлось засылать курьера в сельский магазин. Когда же закончится этот день? По декабрьским меркам быстро стемнело. А работы ещё больше половины. Разожгли костры. В десять дали отбой. Ночевать в палатках ещё было нельзя. Только полчаса назад растопили новые печки. Из них шла гарь и прочая нечисть. Кровати имели жалкий вид. Ночью до минус десяти. И тут прозвучала сладкая команда строиться, - идём в казармы! Наверное, и командир понимал, что гробить сейчас людей в палатках не имело никакого здравого смысла.

Второе радостное известие застало меня в пути. Принесли телеграмму - "У меня родился сын..."

Кое-как помылись в холодной воде. Накрыли праздничный стол. Поллитровка выданного нам на месяц спирта, пара банок тушёнки, булка хлеба. Какой кайф! Спирт пили почти неразведённым. У всех был стресс. Это заметно было по лицам, дрожащим рукам, юмору. Кто-то чего-то мне желал. А я мысленно уже был в Питере. И на следующий день предоставил комбату свою телеграмму, написал рапорт с просьбой о предоставлении краткосрочного десятидневного отпуска по семейным обстоятельствам.

Тараска

Ночь в воспоминаниях. Иногда нужно чего-нибудь себя лишить, чтобы прочувствовать жизнь.

Сегодня я ничего не везу своему сыну. И не потому, что его мать не приняла подарков, а он не ответил по скайпу. Нет, обида сродни глупости и несёт на себе печать недоразумения. Каждое событие живёт по своим законам. В конце концов, время расставляет всё на свои места.

В марте я позвонил ему.

– Тарасик, поздравляю тебя с днём рождения! Желаю...

– А кто это?

– Это же я, твой папа... не узнал что ли?

– Да у меня телефон новый...

– Бывает... жму руку, учись хорошо.

1999-й год. Бурятский гарнизон. Ноябрьская итоговая проверка закончилась. Медпункту поставили оценку "хорошо". Проверяющий из Читы - полковник Дураков спросил у меня перед отъездом.

– Чего ты хочешь, капитан?

– Я? Хочу в Чечню!

– Так там же война!

– Вот и хочу на войну... В госпиталь не переводят, на учёбу в академию не отпускают. Что мне здесь пропадать? Лбы разбитые зашивать да из запоев офицеров выводить...

– Хорошо подумал?

– А что думать-то?! За погибшего врача Алексея Леуткина, за попавшего в плен Вовку Пахомова... надо кому-то ответить.

– Вот тебе лист бумаги... пиши рапорт на имя командующего округом.

На капоте чёрной комбриговской "Волги" я написал рапорт с просьбой отправить добровольцем. Через два месяца позвонили и пригласили на собеседование в штаб СибВО (Сибирский военный округ). Его проводил командующий округом. Высокий, крепкий, своенравный полковник, который курировал нашу часть. Нас построили, осмотрели внешний вид и ещё раз уточнили: "Никто не передумал?" После генерал обошёл неровный строй, пожал каждому руку и напутственно пообещал жильё и любую должность для тех, кто

вернётся обратно через два года.

Я не знал, что меня гнало из этого края, но был уверен, что обратно не вернусь, ни за какие посулы. До сих пор Бурятия приходит ко мне кошмарными сновидениями, в которых я командую медпунктом, ворую картошку на грядках кооператоров под выстрелы дробовиков, охраняю продуктовый магазин и убегаю от волков в тайге... Кричу и просыпаюсь мокрым от напряжения. Край красивый, но жизнь суровая.

Через полтора-два месяца должен был родиться сын, быт только наладился, два аквариума запустил, друзья появились, в гарнизоне стал пользоваться уважением, как врач. Кто лосятины принесёт, кто щук с Байкала, а кто банкой помидоров за капельницу отблагодарит. Но на сердце скреблось от такого покоя.

Неделя на сдачу дел и должности и пять дней на отпуск "по семейным обстоятельствам". Мать и сёстры плакали, отец предлагал остаться в Киеве, но отговаривать было бесполезно. Им была непонятна эта война. Как впрочем, и мне сейчас.

Тамбов. Здесь на базе учебного центра формировался отдельный батальон радиоэлектронной борьбы. Полтора месяца на боевое слаживание. Первые три недели жили в казармах. Пили водку и присматривались друг к другу, получали имущество, заводили документацию. Вторую половину по замыслу командования мы должны были провести в лесу у села Трегуляй.

Я ещё не знал, бывают ли в Чечне двухметровые сугробы, но на Тамбовщине в середине марта это привычное явление. Тридцатилетний комбат выстроил батальон перед площадкой будущего лагеря, по которой утром проехался трактор.

– Наша задача следующая. За сегодняшний день мы должны расчистить лагерь от снега, установить палатки, печки, провести электричество, получить имущество! Всем всё ясно?

– Так точно, товарищ майор!

– Не слышу!

– Так точно, товарищ майор, - в унисон повторил строй из двухсот двадцати семи человек.

– Каждое подразделение разбивает для себя две палатки: жилую и рабочую... Вольно... разойдись...

Медслужба в то время состояла из трёх человек: я, начальник аптеки и водитель-санитар. В качестве помощника выделили хронически хромающего солдата из взвода материального обеспечения. Когда мы вчетвером вытаскивали из грузовика тюк с затхлым брезентом, мне казалось невозможным возвести из неё шатёр-палатку.

Что такое палатка УСБ или палатка унифицированная стандартная большая? Это полевой дом. Высотой три, шириной пять и длиной десять метров. Её и летом-то тяжело ставить, а зимой, то бишь ранней весной, и подавно.

Имущества на всех не хватало, и мы ушли в посёлок за лопатами и ломами. Народ в российской глубинке добрый. Узнав, к чему мы готовимся, делились садовым инвентарём. К обеду мы лишь расчистили плацдарм для пола. К ужину установили палатку и нарубили дров. То и дело солдаты из рот норовили что-нибудь украсть, так как всего не хватало. Даже дрова, которые собственноручно спиливал с деревьев, - и за теми требовался глаз да глаз.

В десять часов итоговое построение под мерцающим фонарём. Доложил, что палатка установлена, печка разожглась, но коптит. Имущество для ночлега не получено, но готовы спать в спальниках, электричество не подключено. Такая же ситуация, несмотря на самоотверженный труд, во всех службах и ротах. Ночевать при минус десяти в спальниках на еловых ветках казалось смертоубийственным. Конечно, есть литр спирта, но на всю ночь не хватит. Я уже не говорю про то, что ни умывальник, ни душевую тыл не развернул, а из трёх дизелей запустился один, да и тот маломощный. Хорошо, что хоть полевая кухня раскочегарилась и на ужин дала промасленную гречку с тушёнкой.