Татьянин день. Иван Шувалов
Шрифт:
Фельдмаршал выпятил грудь и приставил каблук к каблуку, так что звякнули шпоры.
— В отношении прекрасного пола — вы правы — я всегда был и до конца останусь рыцарем. Посему вам, ваше высочество, стоит только пожелать — и моя жизнь и моя шпага окажутся целиком в вашем распоряжении.
— Но что вы сможете сделать, даже вручив мне свою драгоценную жизнь и поставив на службу мне ваше боевое оружие?
— Арестовать герцога, — твёрдо ответил новоявленный рыцарь своей прекрасной даме.
— Вы шутите, право, мой верный друг, — возразила принцесса. — Как сие вообще
— Вам стоит лишь приказать, и всё совершится в самом наилучшем виде, — подтвердил свою решимость Миних.
Теперь настала очередь принцессы вглядеться в лицо стоящего перед нею воина.
Не шутит ли он? Не насмехается ли над нею, слабой и незащищённой женщиной? Но нет, вся его статная фигура, волевое лицо и твёрдая, убеждённая речь говорили: фельдмаршал уже всё для себя решил, и, вероятно, имеет чётко продуманный план, и лишь требует от неё такого же твёрдого согласия. Как же ей поступить, на что решиться?
— Право, вы застали меня врасплох, — начала она. — Но ваши слова вдруг убедили меня в том, что иного пути нет, чтобы убрать препятствие... Что ж, я готова... Хотя нет, дайте мне ещё время подумать хотя бы до следующего вечера... до следующего дня... И тогда приходите в любое удобное для вас время...
Принцесса спала крепко, но от прикосновения к ней руки Юлианы вздрогнула и открыла глаза.
— Что, пришёл он, фельдмаршал? — догадалась она, и всё существо её обдало жаром, затем бросило в озноб.
Спящий рядом Антон Ульрих тоже проснулся, но жена сказала ему:
— Всё в порядке. Тебе не надо вставать. Я просто вызвала Юлиану, чтобы она дала мне порошок от головы. Сейчас приму его и снова лягу.
Как до этого и фрейлина Менгден, принцесса выбежала к Миниху, успев лишь застегнуть пуговицы ночной кофточки и повязав голову шёлковой накидкой.
Фельдмаршал стоял перед нею в парадном мундире, с голубою Андреевскою лентою через плечо.
— Нельзя медлить далее, — произнёс он. — И я, согласно данному вами разрешению, явился к вашему высочеству, чтобы, получив немедленно ваше указание, арестовать регента.
Вновь жар бросился к голове, и принцесса машинально прикрыла руками свои глаза, чтобы не выдать испуга.
— Неужели вы решились, фельдмаршал? Но вы подумали хорошенько о том, что в случае провала вам грозит смерть?
— Ради вашего императорского высочества я готов на самое худшее, — свёл каблуки вместе храбрый воин. — Но я вижу впереди полный успех. Именно сегодня. Сегодня в Летнем дворце регента охрана из моих преображенцев. Завтра они будут сменены верными брату регента — Густаву Бирону — измайловцами. Значит, всё идёт, как я и рассчитал. Прошу ваше высочество не медлить, а одеться и спуститься в помещение дворцовой гауптвахты. Там мой адъютант и офицеры-преображенцы ждут вашего появления.
В руках Юлианы дрожал канделябр, и свет его освещал путь. Миних шёл впереди, за ним — принцесса.
Все встали, когда увидели перед собою её императорское высочество. Она вновь прикрыла ладонью глаза, словно защищаясь от ярко горевших свечей, но на самом деле для того, чтобы набраться духу. Наконец она вскинула голову и произнесла:
— Не
Она вновь раскраснелась, и слёзы показались на глазах.
— Защитим и сохраним престол российский! — дружно отозвались преображенцы. — Виват, законная матушка нашего любезного императора!
Принцесса, преодолевая свою врождённую робость и смущение от того, что она не совсем как следует одета и что десятки пар глаз смотрят на неё просто как на женщину, к чему она никак не могла привыкнуть, быстро застегнула разошедшуюся на груди кофточку и протянула руку молодому, близко стоящему к ней подпоручику. Офицер схватил её руку и поднёс к своим губам. И она не смогла остановить вдруг возникшего в ней порыва и, обняв преображенца, коснулась губами его лба.
Миних встал перед принцессою на колени.
— Нас ожидает победа или смерть! — патетически воскликнул он, зная, что он прежде всего обращает свои слова к своим подчинённым, которых он невольно вовлёк в заговор и теперь обязан вселить в них неколебимую решимость. — Да, господа, победа или смерть. Но мы все, как один, если случится, не пожалеем своих жизней, в чём клянёмся тебе, матушка нашего императора! Знайте же, ваше высочество, для нас, солдат, превыше всего судьба России, а значит, и судьба трона.
Офицеры, сопровождаемые Минихом и Манштейном, быстро, как тени, скользнули в длинном коридоре и спустились в караульную.
— Зарядить ружья! — приказал Миних.
Сорок человек нижних чинов при своих офицерах и под водительством Миниха и Манштейна спешно отправились к Летнему дворцу.
Было морозно, путь лежал через сугробы. Фельдмаршал шагал впереди, подбадривая идущих за ним солёной и крепкой солдатской шуткой.
— Сейчас вытряхнем сюда на мороз нашего неприятеля, ни дна ему, мерзавцу, ни покрышки!
Только у самого дворца он остановился и поднял вверх руку, чтобы прекратили марш идущие следом.
— Подполковник Манштейн, пройдите вперёд и прикажите караульным моим именем и именем принцессы повиноваться отныне только вашим приказаниям. Чтоб никто и пальцем не шевельнул в защиту негодяя регента!
Часовые, стоявшие у входа, без промедления повиновались Манштейну, и он, отобрав два десятка самых крепких ребят-преображенцев, двинулся по коридору дворца к покоям герцога. На пути не было ни души. Только у самых комнат Бирона встретились двое или трое знакомых слуг, которые подобострастно склонились перед гвардейским офицером, полагая, что случилось что-то важное, о чём ему, главному адъютанту самого Миниха, надобно срочно доложить правителю России.