Татьянин день

Окуневская Татьяна

Какой очаровательный прием в моем ВОКСе: когда подъехало много машин и мы все пошли через скверик, хлынул проливной дождь. Мы влетели в холл, отряхиваясь, хохоча, создалась непринужденная атмосфера. Какая отрада находиться среди достойных людей, достойных звезд: любуюсь уже совсем старыми Неждановой и Головановым, какие они неповторимые в своей старомодности, в абсолютном умении держаться, вести себя; Гилельс, целующий мокрыми губами мои мокрые руки, даже всегда сдержанный Эйзенштейн весел, смеется.

К моему креслу идет

посол Владо Попович, приглашаю его сесть.

– У меня есть для вас известие: оформлен наконец выезд вашего театра в Югославию... Теперь я буду форсировать оформление документов, так просит маршал.

Посол почему-то волнуется.

– Что вы решили... остаться жить в Югославии... связать жизнь с маршалом...

– Вы спрашиваете от имени маршала?

– Нет... н-е-е-т...

– Не кажется ли вам этот разговор неприличным и непорядочным...

Я встала.

42

И в доме, и в театре все в состоянии шока: завтра вылет в Белград, а сегодня позвонил Берсенев и сказал, что мне и артисту Иванову, играющему Кристиана, вылет не разрешен. На вопрос Берсенева почему, по поводу Иванова ответили, что двадцать лет назад, в двадцатилетнем возрасте, он недолго был женат на турчанке, а в отношении меня было сказано, что я в Югославии уже была и пусть полетит другая артистка. А "другая" - это Валя, играющая во втором составе Роксану - Роксана не ее роль, и она в этой роли слаба, не говоря уже о дублере Иванова в роли Кристиана. Берсенев в отчаянии, оттого что везет развалившийся спектакль, и он, конечно, догадывается, что театр приглашен из-за меня. Смешно, но мне и решения-то теперь никакого принимать не надо, кто-то все решил за меня.

Борис, Костя и с ними еще три солидных журналиста едут на длительный срок в Японию.

Борис приехал за мной после спектакля в театр, мы, как всегда, сошли у Белорусского вокзала и зашагали по бульвару. Интересно, что опять не просто улица, а именно бульвар вошел в мою жизнь, а их ведь так мало в Москве.

Борис уже приехал за мной в каком-то "не своем" состоянии и теперь нервно идет своими шажками и, конечно, несмотря на все мольбы, впереди - и так, видимо, придется догонять его до конца жизни! Так ходит и Костя, и все наши мужчины.

Вдруг Борис поравнялся со мной:

– Тимоша, мне надо поговорить с вами...

Я засмеялась:

– Многовато прошло лет от последнего нашего разговора...

– Не смейтесь... это не смешно... это серьезно... это о вас... я очень волнуюсь за вас...
– Борис заговорил скороговоркой.
– Почему! Почему! Ну по-че-му! Вам не вступить в партию, мне же уши прожужжали об этом, что, от вас что-нибудь убудет?! Почему вы какая-то не такая, как все?!

– Не ваша?

– Да, не наша.

– Так это же счастье!

– Опять вы за свое! Но ведь в жизни-то нужно быть, как все, я похолодел, когда услышал, как вы, разговаривая с большим

государственным человеком, сказали, что мы не освободители, а оккупанты, а потом отошли от него, сказав, что разговор этот скучный и неинтересный! Не перебивайте меня! Вы что, не понимаете, что так вести себя нельзя...

– Я по-другому не умею... не могу...

– Не хотите! Думаете, что ваше обаяние спасет вас от всего?! Вы что, действительно не понимаете, к чему все это может привести?! Вы что, действительно так наивны?!

– Я действительно так наивна - я верю в то, что можно оставаться порядочным человеком, несмотря на все, что творится вокруг...

– Вы что угодно можете сказать, когда трезвая, а уж когда выпьете, вы хаму можете сказать в лицо, что он хам...

– Вы хотите сказать, что я тоже хамка... Но ведь вы никогда не слышали, чтобы я так говорила с людьми нашего круга.

– Да какая мне разница - с людьми вашего, нашего круга, я только знаю, что вам надо изменить себя! Я же не прошу вас врать, льстить, вы все равно это сделаете плохо, но хотя бы держите ваш язык за зубами или говорите все это мне! Мне! И никому больше!

– Я как будто вылетела из клетки, а вы хотите во что бы то ни стало поймать и запрятать...

– У вас и мысли-то все шиворот-навыворот! Да поймите же наконец, что характер это и есть судьба, которую вы сами себе готовите! Сами! А не какой-то там небесный бог предначертал ее для вас! Почему вы не хотите идти в ЗАГС?! Ах, грязные коврики!!! А в нашей стране все может случиться, и тогда ничего не поправишь!

Почему Борис ни слова не говорит о запрете на поездку в Югославию? Это же скандал?

– Почему же вы молчите?! По-че-му?! Я же во всем прав!..

– В чем? По-вашему, все люди должны мыслить и поступать одинаково?! А помните фразу Сирано: "Бедняк Лэбрэ, он не понимает счастья иметь врагов!"

Что в голове, в душе Бориса?! Я не понимаю до конца его жизненных "установок"... Заглядываешь в чужие мысли, в чужую душу, как в бездну... что же сам-то он никогда в жизни не был ни правдивым, ни искренним. Вспомнилось, как Борис, приехав с фронта впервые в погонах вместо нашивок, показывал их, восторгался, а когда все ушли, он схватился за них и хотел содрать... Как же он так проживет целую жизнь...

Хочется его спросить: "А что мне делать, если Берия после его отлета позвонит по телефону?" Как Борис вообще смеет после всего о чем-то разговаривать со мной...

– На носу тридцатилетие Советской власти, вы же играете главную роль в юбилейном спектакле, и вы одна не получите звание...

...И что даже я, жена, знаю о его мыслях, целях, желаниях, кроме тех вспышек магния, которые высвечивают его на мгновенье?..

– Поймите, я люблю вас, я волнуюсь за вас, вы же моя жена, вы должны придерживаться тех мыслей, тех действий, которых требует жизнь!