Татьянин день
Шрифт:
– Сценарий, какая разница. Ну, а Боги? Кто нас собрал? И забрал?
– Неужели ты не поняла, Таня? СОТА! СОТА нас собрала и забрала. Это же очевидно, – Борковская посмотрела по сторонам и поежилась, будто от холода. В пустом зале кафе стало немного темнее. Все четыре Татьяны заметно занервничали.
Я вдруг испугалась этой зловещей сказки про жриц, в которой СОТА становится вдруг отрицательным персонажем и начинает мстить повзрослевшим девочкам, сплотившимся когда-то давно, за невнимание. Мне подумалось, что это славно, что я не стала частью их жизни, потому что не была готова уйти из жизни, разлетевшись по стенам забегаловки. Получается, что СОТА не друг, а враг?
– Я так не думаю, – ответила Таня Баль, на мои мысли.
– Не думала! – поправила ее Карасева. –
– Ну, да не сделала, – закивала Дуня.
– Значит, в следующей жизни, – растерянно произнесла Баль, пожав плечами.
– Нам бы только встретиться! – торопливо добавила Борковская.
– И все сделать по-другому, – кивнула Баль.
– И детишек нарожать, – чуть хрипло отозвалась Дунаева.
– И замуж выйти за хороших людей, – поддержала Карасева.
– И в тюрьмы не садится, – подытожила Баль.
Тани сцепили крепко руки и застыли в ожидании чего-то. Я медленно встала со стула и подошла к их столу. Они больше не смотрели на меня, были сосредоточенны, чуть склонили головы и закрыли глаза. Я неслышно двигалась за их спинами, мягко вышагивая, будто кошка. Останавливаясь возле каждой, внимательно разглядывала неподвижных женщин, напоминающих фарфоровых статуэток, казалось, они светились мягким теплым светом, я стремилась запечатлеть, заархивировать в памяти их образы, провожая в последний путь четырех жриц, предстающих пред моим взором в последний раз. Я расставалась навсегда с доблестной СОТОЙ!
Борковская… несомненно, она самая яркая из четырех Тань. Несмотря на всю ее порочность, в ней всегда был лучик позитива, харизма! Она адаптировалась в любой компании, вносила в нее сумбур и веселье. Даже когда Танька говорила глупости – она вызывала добрую улыбку. Уже тогда, в далекой юности она умела подать себя красиво, умела нравиться не только противоположному полу, но и очаровывать соперниц. Любые школьные разборки, если в них присутствовала Борковская, благодаря ее дипломатии, заканчивались перемирием. В ней сочетались озорной любопытный ребенок и знающая себе цену, красивая женщина. Конечно, со временем этот шарм немного померк. Она сотворила себе кумира – денежные знаки и продала свою душу за монеты. Сквозь маску псевдосчастливой женщины, если внимательно присмотреться, можно было разглядеть юную Таню с чистыми помыслами и стремлением к настоящей любви. За блеском драгоценностей она скрывала свое ребячество, превратившись в фальшивую куклу. Вот теперь я видела, какой могла бы стать Борковская, не возжелай она вкусных пирожных в роковой день: бесконечно красивой, похожей на мировую звезду с искоркой в глазах и счастливой, доброй улыбкой.
Баль – она всегда была агрессивна и стремилась быть лидером. Отец подавлял ее личность и она самовыражалась рядом с подружками – верховодила в компании. Таня насильно искореняла в себе женственность, ощущала свою силу за счет напускной резкости и угловатости и всегда носила доспехи сильной, уверенной в себе девочки-лидера. Но глубоко внутри бился нежный трогательный лебедь. Чем больше ее сковывали, тем сильнее она ломалась, а прекрасная птица, надежно спрятанная внутри ее существа, корчась в муках, погибала. Трудно сказать, какой она представала в кругу своей семьи, наверное, шкура волка оставалась за порогом дома и бедная и бледная овечка, робко склонив голову, беспрекословно выполняла команды тирана-родителя. Ее тюремная жизнь – странная и несправедливая нелепость, игра против человеческих правил. Обидно и нелогично! Тане Баль шло белое одеяние. Я никогда не видела ее в платье. В сочетании с короткой стрижкой в женственной одежде она выглядела стильно. Мне она напоминала преподавателя высшего учебного заведения: в ее образе была строгость, уверенность, солидность, она казалось самодостаточной и волевой.
Дунаева… Добрая, заботливая, ответственная… Она всегда была чувствительна к чужим проблемам. Я была уверена, что ее бескрайней любви и жалости хватит целому миру, и она возглавит, например, питомник для бездомных животных. Или создаст фонд помощи больным и неимущим людям. Или станет матерью-героиней, причем, в ее семье было
Карасева… В ее жизни все должно было быть правильно! Идеально правильно! В школе она всегда была готова ко всем урокам, и мы были уверены, что она станет, как минимум, женщиной-министром, как максимум женщиной-космонавткой. Энергичная, целеустремленная девушка со скрытыми задатками управленца. Школа, институт, завод, счастливое безоблачное будущее… Но в какой-то момент что-то сломалось в машине-судьбе и не нашлось того грамотного специалиста, который бы устранил эту неполадку, поддержал и направил Таню по верному пути. Ни она первая, ни она последняя столкнулась с онкологией – жестокая лотерея, в которой участвует каждый человек, населяющий этот огромный земной шар. Болезнь пожирает богатых и бедных, умных и глупых, хороших и плохих, не гнушается ни национальностью, ни возрастом, ни послужным списком. Бедная Карасик тоже проиграла, оставшись ни с чем у финишной черты. Обновленная, она сидела рядом с подругами и источала радость, ту радость, которая была не доступна при ее сложной и нескладной жизни.
Четыре Таньки – они словно пазлы, составляли цельную картинку, а развалившись на отдельные кусочки, уменьшились в сто раз и затерялись в океане жизни. Косвенно, они являлись друг для друга подпоркой. СОТА распалась, и потерялся общий ключик от заветной двери с надписью БУДУЩЕЕ. Они оказались бессильными в главном сражении с настоящим. И смирились. И умерли… еще тогда, при жизни!
Я медленно двигалась вокруг стола за спинами своих одноклассниц. Мне хотелось сидеть рядом с ними, но я понимала – это невозможно, невозможно быть пятой лапой у собаки!
«Святые мученицы Татьяны», – усмехнулась я, глядя на сидящих за столом лучезарных женщин. Что-то мягкое касалось моего лица, я посмотрела вверх и увидела огромные хлопья, грустно падающие вниз. «Что это, снег?» – спросила я шепотом. На мою вытянутую ладонь опустилось что-то сероватое и легкое – это был пепел!
– Пепел вашей жизни! – произнесла я, грустно улыбаясь. Через мгновение сидящие за столом изваяния Тань рассыпались в прах, и поднялся жуткий ветер, кружа хлопья вокруг меня. Я закрывала лицо руками, но словно навязчивые мухи куски пепла проникали в глаза, в рот, в нос. Я хотела закричать – не было сил и начала задыхаться…
Глава 21
Стоп-кран
Я проснулась от собственного хрипа, закашлявшись, вскочила на диване и испуганно осмотрелась по сторонам. С радостью обнаружила, что нахожусь в собственной квартире. Странный сон – прощание, сон – откровение не выходил у меня из головы. Мне было страшно, я словно до сих пор ощущала их присутствие рядом. Возможно, их души действительно кружили вокруг меня! Я таращила глаза в темноту, пытаясь рассмотреть свой художественный изыск – белеющий в сумерках рисунок со скромным названием СОТА. Мне даже казалось, что изящные фигурки нарисованных граций кружились в хороводе, тихо посмеиваясь надо мной. Не знаю, сколько времени я просидела в оцепенении… Когда стало совсем темно, дверь распахнулась и в комнату, вращая глазами, словно сумасшедший, ворвался Миша… Я так обрадовалась его приходу, но по необъяснимой причине с огромным трудом сдержала эмоции и оставаясь внешне холодной никак не проявила своего ликования. Словно поверх моей оболочки был тонкий панцирь, не дающий возможности проникнуть и выйти каким-либо чувствам наружу. Вдруг они унесли частичку меня с собой? И я останусь бесчувственной и полумертвой до конца моих дней? Но с другой стороны: жила ли я до этого момента?