Тавриз туманный

Ордубади Мамед Саид

– Только благодаря вам я не наказываю его.

– Вы должны учесть, что он не трус и не так беспомощен, как вам кажется. А с другой стороны, он не заслуживает наказания. Это иранец, любящий свой народ и преданный ему. Что же касается покровительства мне, то я в нем не испытываю нужды, и я не желал бы утруждать вас. Никогда я не искал чьего-либо покровительства и всегда обходился собственными силами и умением.

Сардар-Рашид поспешил исправить свою оплошность. Он понял, что попал впросак.

– Я не хотел вас обидеть, ага, просто я не так выразился. Вы должны оберегать мою честь и мое имя, ведь я глава огромной страны, ее правитель. Пусть Ага-Асад оставит мою сестру Махру в покое, а я найду ему любую невесту, какую он только пожелает.

– Вы считаете Махру своей сестрой. Но и я, и он, мы ведь хорошо знаем историю ваших семейных отношений. Называть девушку сестрой, а по ночам ломиться в ее спальню -

едва ли такое поведение может способствовать поддержанию вашего авторитета и не уронить вашу репутацию без того уже подорванную в глазах общества. Я не хочу, чтобы дело приняло для вас плохой оборот, а не то завтра же я мог все это сделать достоянием общества. Думаю, что после такого разоблачения вы не смогли бы оставаться в Тавризе и на один день. Если бы я не щадил вас, то предал бы гласности письмо Ираиды, оставленное ею после ухода из вашего дома. Оказывается, вы, женившись на этой несчастной девушке, предлагали ее своим друзьям, таким же распутным, как вы. Учтите, это письмо в моих руках.

Сардар-Рашид понял, что он, как говорится, не на того нарвался, и стал заискивать передо мной, стараясь переменить тему разговора.

– Я всегда относился к вам с большим уважением. А на слова девочки не стоит обращать внимания. Она мне родная сестра и по отцу и по матери. Но она слабоумная. Если бы не это, разве она вышла бы замуж за какого-то русского?

В этот момент в салон вошли оба консула, и наш разговор прервался. Начался банкет.

Царский консул всячески старался внести оживление в общество пришедшее на банкет, не желая дать почувствовать напряженность международных отношений.

Но несмотря на все старания, обстановка оставалась, накаленной. Даже оркестр, которым дирижировал Мирабов, играл без подъема - звуки музыки предвещали что-то недоброе. Ни деланная улыбка консула, ни фрагменты из оперы "Аида" не могли рассеять политического смятения.

Настроение гостей, пышные тосты, провозглашаемые в честь нового губернатора, - все это было наигранным. Веселья не чувствовалось. Свет огромных люстр казался недостаточно ярким, наводил уныние и действовал присутствующим на нервы. Банкет скорее всего походил на поминальный ужин. Чувствовался страх за судьбу Тавриза, перед возможными эксцессами, грозящими благополучию многих из присутствующих.

Поднимая бокал за здоровье нового губернатора, консул невольно высказал причину своей трудно скрываемой озабоченности.

– Господин губернатор! Ваша страна переживает тревожные дни. Стране шахиншаха грозит вторжение интервентов. Турецкое и германское государства покушаются на свободу и независимость Ирана. Поэтому все честные иранцы, должны сплотиться и сомкнутыми рядами выступить на защиту страны шахиншаха, бороться за независимость, свободу и благоденствие Ирана. Правительство его императорского величества готово выполнить свои обязательства в отношении ближайшего своего соседа Ирана согласно статьям договоров, заключенных нашими дружественными странами. Россия и Иран, связанные экономическими и политическими взаимоотношениями, переживают ответственный период истории. Эти дружественные страны для того, чтобы отстоять свою честь и достоинство, для сокрушения общих врагов, должны сплотиться еще теснее. Тегеранское правительство, министры его величества шахиншаха своевременно осознали ответственность исторического этапа. Назначение нового губернатора свидетельствует о правильности нашего умозаключения. Я, как официальный представитель императорского правительства на этом банкете в честь нового губернатора торжественно заявляю, что мы будем его всячески поддерживать. Господин губернатор может в этом заверить правительство шахиншаха. Поднятый бокал за здоровье губернатора - это дружеский тост, свидетельствующий о моем расположении к нему. Господин губернатор! За ваше здоровье, за ваше благополучие!

Консул осушил бокал до дна. Мы все подняли свои бокалы и, поднеся к губам, поставили обратно на стол.

После тоста царского консула новый губернатор наполнил свой бокал, поднялся и произнес ответный тост, выказывая свое угодничество.

Все встали из-за стола и разбрелись по салону. Сардар-Рашид снова подошел ко мне и взял меня под руку. Подошел к нам и консул, но его тут же опять вызвали к телефону. Сардар-Рашид хотел сгладить наши недоразумения и, кроме того, как мне показалось, старался в моих словах уловить что-нибудь, направленное против царского правительства и его политики.

– Господин мой!
– сказал он.
– Азербайджан - это неотделимая часть Ирана. Тысячу раз воздадим славу аллаху за то, что он дал возможность удалить из Азербайджана предателя Гаджи-Самед-хана. Отчизна опять в руках наших, и мы можем править ею как хотим. Правительство императора сделает для нас все, что в его возможностях. Оно ни в чем нам не откажет. Как вы сами изволили

слышать, консул об этом совершенно недвусмысленно заявил. Между нами говоря, русские тоже уже не те. После того, как речь зашла о турецко-германском союзе, русские в Иране изменили свою политику, и мы можем с ними говорить совершенно открыто. Можно откровенно говорить о наших чаяниях, предъявлять свои требования там, где это надо будет, чтобы упрочить нашу независимость. С турками тоже можно найти общий язык. С одной стороны, мы с Турцией ближайшие соседи, а с другой - братья по религии. Они нас никогда не подведут. Но и с русскими, конечно, покамест нельзя идти на конфликт. Я уверен, что мой высокий господин в курсе сегодняшней политики, знает, на какой воде надо месить сегодняшнее тесто. Между прочим, смею заверить моего господина, что так же мыслит и Тегеран. Внешне мы должны сохранить нейтралитет: пусть пока они бьют друг друга. Это нам на руку. Перед нами стоит задача, требующая максимальной осторожности, - не ставя русских в известность, как говорится, исподтишка помогать нашим новым гостям. Я говорил об этом всем близким знакомым и честным иранским патриотам. Говорю и вам. Надо подготовить народ к грядущим случайностям. Что скрывать, народ наш темный, невежественный, аполитичный, русофилам не трудно запутать его, свернуть с истинного пути. Бог тому свидетель, что несмотря на некоторые шероховатости в наших с вами отношениях, я считаю вас своим человеком и поэтому так откровенен. Прошу вас мои слова не расценивать как дипломатическую увертку. Я, разумеется, прощаю вам некоторые ошибки, но должен сказать, мне не понравилось, как вы вечером отвечали на некоторые мои замечания. Вы должны мне помочь. Я принял Азербайджан в обстановке хаоса, распрей, в состоянии полного разорения. Ответственность, свалившаяся на мои плечи, очень тяжела. Не так ли?

– Да, это верно!
– ответил я.
– Обязанности вашего превосходительства очень тяжелы и чересчур ответственны. Да сейчас и время-то ответственное.

– Коль скоро мой высокий господин разделяет мое мнение, он должен понять мою политику и призывать народ помогать проводить ее в жизнь. Господин согласен со мной?

Долго еще говорил Сардар-Рашид. По-видимому, он искал подходящий материал, чтобы очернить меня в глазах консула. Мне показалось, что и вызов консула к телефону был заранее обдуманным трюком. Я зажег потухшую папиросу, затянулся, подумал и обратился к Сардар-Рашиду:

– Сказать по правде, мое несчастье заключается в том, что я не могу самостоятельно решать политические вопросы. Мой организм не принимает такой тяжелой пищи. Так обстоит дело не только со мной. Это общий недостаток всего купечества - мозги наши не приспособлены к политике, коммерция вышибает из головы все остальное. Может, это следствие нашей неграмотности, узости кругозора? Очень жаль, что мы до сих пор не научились отличать друзей от врагов. Кто широко улыбнется - того и считаем другом, а кто заденет наши личные интересы - кровным врагом. Это все от того, что мы не в состоянии разобраться в вопросах национальной политики, в вопросах экономического развития нашего отечества. Дальше своего носа не видим - вот в чем несчастье. Но господин губернатор не нам чета. Всю свою жизнь он связал с политикой и может правильно разбираться во всех вопросах, иначе его не назначили бы на такой высокий пост. Я верю в то, что господин губернатор хорошо знает, что ночь, обремененная политическими событиями, не может знать, кого она произведет на свет утром. Но позволю себе дать его сиятельству маленький совет. Я думаю было бы ошибкой со стороны государственного мужа посвящать в свои секреты таких маленьких людей, как я, которые, благодаря скудости мысли, не в состоянии переварить политические вопросы. Очень может быть, что я искренне захочу помочь его превосходительству в разрешении его политических задач. Но не исключена возможность, что я допущу ошибки, которые только испортят дело, и моя помощь будет похожа на медвежью услугу. Я могу заверить его превосходительство в том, что о секретах, которые он мне доверил, никто знать не будет, но не всякий бы поступил так на моем месте. Есть люди, которые способны продать тайну за пять гранов* и то не за наличные. Вот я и боюсь именно того, что такие люди, разведав ваши тайны, добавят что-нибудь от себя и шепнут господину консулу. Это вполне возможно.

______________ * Гран - примерно 20 копеек.

Сардар-Рашид был обескуражен тем, что не смог получить от меня угодного ему ответа. Он долго и многозначительно смотрел мне в глаза, а затем, спохватившись, сказал:

– Верно! Молодчина!
– и жадно затянулся папиросой, которую не выпускал из пальцев во время нашего разговора.

В три часа утра гости разбрелись кто куда. Одни вальсировали, другие сидели за карточным столом. Я и Нина, поблагодарив хозяина и попрощавшись с оставшимися, направились было к выходу, но Сардар-Рашид остановил меня.