Тая
Шрифт:
– Нет, – повторила она, – я не люблю лыжи. Мне нравится скалолазание. Тоже, кстати сказать, увлекательное занятие. Я в Измайловку ходила, на скалодром и как-то раз сижу, в туалете, а рядом девушка и не девушка даже, женщина уже в возрасте. Она мне говорит: «Девушка, а это вы сейчас на стенде тренировались?» «Я, – говорю, – а что?» «Ничего, – говорит она, – Мне тоже скалолазание нравится». Мы с ней давай разговаривать. Сидим, задницы грязные, а все про скалолазание. Так увлеклись, что я уже и забыла, зачем пришла.
– Ладно, – сказал «блестящий», он отобрал стакан из рук «куклы»
Молодой человек больше не проронил ни слова. Его руки давно потеряли Вероникин мизинчик, взгляд из слащавого превратился в глупо моргающий.
– Мы еще вернемся, – пообещала «кукла».
– Милости просим, – пригласил Студент и ехидно добавил. – Когда пообедать пойдете в ресторан, в последний вагон.
Пока «кукла» не сморозила дополнительную глупость, «блестящий» увлек ее по коридору. Все же до Вероники донеслись пара ругательств и что-то вроде: «За кого она себя принимает?»
– Ай, да Вероника, – сказал Кэп, когда троица растаяла в коридоре. – Может, я поступаю неправильно, но очень хочу за тебя выпить.
– Почему за меня? – спросила Вероника.
– Я не знаю. Но если кто-то знает, пусть молчит, потому что язык до Киева доведет, а нам в другую сторону.
– Я на воде не пью, – пообещал Паша. – Я вообще не пью, если можно так сказать.
Не смотря на бодрые заверения, его покачивало, и Оля поддерживала рослого парня, стараясь избежать увечья, если последний внезапно надумает «отдохнуть».
– И что нам с тобой делать? – хмуро спросил Кэп. – А? Поллитрук?
– А что с ним делать? – вопросом на вопрос спросил Лари. – Сдадим в багаж и отправим обратно.
– Оправдаю. Оправдаю напрасно оказанное доверие, – почти кричал Паша.
– В том-то и дело, – укоризненно говорил Кэп.
Он был явно не в духе, и от него разило нервозностью и беспокойством.
Доктор перебирал на коленях многочисленные распечатки и ксерокопии карт. Лари торопливо связывал вновь рассыпавшееся снаряжение. Пожалуй, только студент проявлял верх равнодушия. Он сидел на перевернутом каяке и рассматривал небо.
– Скоро поедем? – спросила его Вероника.
– Скоро, – охотно ответил студент. – Сейчас «таблетка» [4]приедет, и будем увязываться. – Выдержишь, девочка моя? – спросил он, поглаживая пластиковый корпус. – Вот и умница. Скоро мы с тобой поплывем. Скоро мы с тобой покатаемся.
– Скажи, студент, зачем ты этим занимаешься?
– Чем? – не понял студент.
– Каяком, водой?
– Как же иначе? Если я этим заниматься не буду, кто-нибудь другой придет. Кто-нибудь другой будет водить мою ласточку по порогам, – студент вожделенно провел по корпусу, – а мы никого не хотим.
– Тебе не кажется, что у тебя крыша едет?
Студент оторвал влюбленный взгляд от лодки.
– Кажется? – Удивился он. – Нет, не кажется. В прошлом году мы одну девчонку по «Белой» катали. Вот у кого башню снесло. Если не брать во внимание, что ее дома ждали муж и дети, а вместо недели, она две прокатала. Не забуду, как бежит она за паровозом и кричит: «Стойте, парни, не уезжайте, мне с вами
– Где же она теперь?
– А я откуда знаю? Наверняка, дома с мужем и кастрюлями.
– Мне почему-то страшно.
– Это пройдет. Как сядем на воду, обо всем забудешь. И чего боялась и кого любила.
– Скажи, а почему вы девушек…. Как бы это сказать…. Игнорируете.
– Тебя, что ли?
– Хотя бы меня.
– Хотя бы или тебя?
– Меня.
Студент перешел на шепот, хотя, если бы говорил громко, его вряд ли кто услышал:
– Кэп запретил.
– И любое его распоряжение выполняется?
– Пока мы в команде – любое.
– Но почему?
– Как тебе объяснить? Считай, что это деловая этика. Во-первых, ты едешь за деньги. Во-вторых, мы тебе гарантируем только приятные ощущения, а шуры-муры, все-таки палка о двух концах. И в третьих, красивая, свободная и независимая – сочетание, опасное для любой команды.
К крохотному полустанку подъехал серый микроавтобус. Водитель недовольно поморщился, увидев гору рюкзаков и снаряжения. Он ярко жестикулировал руками, но под аргументом в виде пятидесятирублевой купюры, уступил. Рюкзаки стали быстро исчезать в салоне. К крыше приросли длинные тюки и красная лодка, машина осторожно тронулась и, выпустив клубы белого дыма, покатила по дороге. Очень скоро она перешла в подъем, хотя из салона автомобиля казалось, будто дорога спускается, мотор сердито рычал и фыркался. Компанию, разместившуюся на рюкзаках, это нисколько не волновало. Появившееся в салоне пиво наполнило переезд увлекательной болтовней, и, казалось, что даже Кэп перестал беспокоиться.
Шум воды очень напоминает людской гвалт. Кажется, что тысячи голосов сплелись в гортанных стенаниях, будто связанные вместе человеческие тела, получали плеткой от Бурхана. Их ропот то взлетает страдальческим писком, то опускается до рычащих басов.
Вероника уже знала, что Бурхан – это бог погоды, который в ближайшие несколько дней будет милостив и благосклонен. Паша вылил в реку спирт и произнес какие-то заклинания. Он посетовал, что у него нет молока, которым по правилам и надо поить реку, и, возможно, Бурхан напьется и начнет дурить, но если такое случится, обещал его не похмелять.
– Хватит продукты переводить, – посетовал Доктор.
– Традиция! – отозвался Лари.
Он разводил спирт водой из реки, от чего тот казался зелено-голубым, а, может, он так выглядел из-за пластиковой бутыли, Вероника не поняла. Она ощущала себя в гостях, будто шесть человек тщательно готовились к ее приходу, а она надела шапку– невидимку и теперь наблюдает, как для нее наряжают елку, вешают гирлянды и накрывают на стол.
На стол действительно накрывали. Оля готовила то ли обед, то ли завтрак. Ей помогал Паша. Доктор перекладывал снаряжение. Кэп, Лари и студент колдовали с катамараном. У них что-то не выходило, и Лари громко кричал, отчаянно жестикулируя. Кэп часто подкручивал у виска, а Студент изображал домкрат и, если получал нагоняй, то только за свое непробиваемое безразличие.