Тайфун Дубровского

Мелоди Ева

— Я же сказал, тут говорить не о чем. Чего еще хочешь? Защищай своего детеныша, я не против. Только меня не трогай.

— Ты же знаешь, почему волнуюсь. — Укоризненно качает головой экономка. — Через пару дней уеду… Хочу быть спокойной, уверенной, что с девочкой все хорошо.

— Обещаю, я не буду к ней приставать, — произношу с усмешкой. Ну правда, смешно, ей-богу. Конечно я не оставлю ее в покое. Пока не узнаю всю биографию. Не пойму, как в моем доме оказалась. Какие цели преследует. И почему так сильно волнует меня.

Не скажу, что у меня был определенный вкус на женщин. Но мне точно никогда не нравились боевые пигалицы в желтых лосинах и малиновой,

кажется, штуке поверх. Я плохо разбираюсь в одежде и всегда предпочитал женщин классического стиля и воспитания. Красивых, изысканных. А эта… ну недоразумение ходячее, иначе и не скажешь. Но все равно — красивая. Есть в ней что-то невыразимо притягательное. Нежное, и в то же время задорное. И на язык остра, всегда готова бросить вызов… Неуклюжа, и в то же время изящна… фигура — глаз не отвести. Гибкая, тонкая. Черт, Анна Львовна еще не ушла, а я так погрузился в свои мысли, что не заметил как начало расти возбуждение. Заметит — точно устроит скандал. Либо поездку отменит, либо девчонку с собой увезет, а я этого не могу допустить.

— Серьезно, обещаю. Ты ведь знаешь меня. Насилие над женщинами никогда не было в моем стиле. Да и мать скоро пожалует.

— Это меня тоже беспокоит, — отвлекается от моей персоны Львовна. — Мать подальше от девочки держи… Тем более про вазу не говори, я всех предупредила, но ты ведь знаешь, шила в мешке не утаишь.

— Даже если узнает, и что? Не съест и не зарежет она твою Красную Шапочку. Хватит над ней трястись. Отдыхай спокойно, внуками занимайся. Не думай о нас. Все будет отлично, обещаю.

— Если б ты умел отлично! — возводит глаза к потолку. — Да и Мария мне кажется мастерицей в истории попадать.

— Мне тоже. Надо изучить материал поподробнее, — вырывается у меня.

— Я тебе изучу! — тут же вспыхивает экономка.

— Я имел в виду…

— Я поняла, не трудись, — обрывает она меня.

POV Маша

Этим утром я должна приступить к работе по дому. Поэтому пробуждение получилось резким, открыла глаза и сразу же откинула одеяло на широкой кровати. Грудь словно сдавили обручем, дышалось тяжело. Во рту пересохло, а горло все еще саднило, ночная рубашка взмокла и прилипла к влажному телу. Не знаю, где я умудрилась подхватить столь сильный вирус. На море едут за здоровьем — банальная истина, а я наоборот умудрилась с сильнейшей простудой свалиться. Врач, который навещал меня почти ежедневно, наблюдал за течением болезни очень внимательно, советовал лечь в больницу, прописал очень дорогие и сильные антибиотики. То, что они дорогие я узнала из интернета — в замке мне, разумеется, никто не пенял на дороговизну лечения. Но меня очень мучила ситуация, я снова попала в зависимость к чужим людям. Первая такая ситуация — со Светланой, закончилась плачевно.

Вчера меня познакомили с персоналом особняка. Его убирали две служанки — Екатерина — лет тридцати невысокая, слегка полноватая женщина, и Зоя — высокая блондинка, старше меня на пять лет, она ближе всех подходила мне по возрасту, но в ее взгляде на меня читалось что-то надменное. Я почему-то сразу почувствовала, что не нравлюсь ей. Анна Львовна позвала меня пить чай на кухне, с коллективом. Он оказался довольно дружным. Помимо служанок были еще две женщины — кухарка Дарья Петровна, полная, разговаривающая басом, но видно, что очень добрая женщина. Высокая, грузная, но очень приятная в общении. И ее помощница Танюшка, очень милая, лет тридцати пяти женщина, худенькая и маленькая, очень шустрая, так и летала по кухне, накрывая на стол.

Карл на нашу компанию не претендовал. Заглянул, осмотрел хмуро, и снова исчез за дверью.

Вся

прислуга обитала в отдельной небольшой пристройке к дому. Получалось, я одна живу на положении гостьи, и я поняла, что таким Макаром в коллектив мне не вписаться. А быть изгоем не хотелось, поэтому сразу попросила Анну Львовну о переезде. Старушка сначала нахмурилась, но я привела аргументы, и она согласилась. Этим же вечером мне выделили комнату. В пристройке слуги обитали по двое.

Екатерина вместе с Зоей, Дарья Петровна — с Танюшкой. Были еще два садовника, но мужчины обитали в пристройке на противоположном конце поместья, там же жил и Карл. Видимо хитрые хозяева так разделяли прислугу по половому признаку, дабы не провоцировать возможные лав-стори — во всяком случае, так решила моя романтичная натура. Может на самом деле все обстояло по-другому.

Я оказалась в отдельной комнате, что радовало. Но с другой стороны — на новом месте долго не могла уснуть, а проснувшись чувствовала себя разбитой.

Подтянув колени к груди, уткнулась в них лбом, и не поднимала головы, пока не рассеялся ночной кошмар. Не могу вспомнить, что снилось, но что-то неприятное, оставившее после себя тянущее в груди послевкусие. В эти две недели болезни меня часто мучили дурные сны, возвращая вновь и вновь к моменту приезда в этот город. Мне снилась Светлана, во сне она представала в образе ведьмы… И это пугало до жути. Хотелось, чтобы кто-то защитил. Во сне появлялись… руки. Крупные, сильные, очень красивые мужские руки, которые отталкивали от меня ведьму… Но я не могла понять, кто этот защитник. Было одно предположение, но я его загоняла в самый дальний угол подсознания…

Встаю с постели, умываюсь, натягиваю униформу горничной и с грустью смотрю на себя в зеркало. Вот так вот Маша… планировала рисовать, а вместо этого туалеты богача ненормального будешь драить. И где справедливость?

Дом Отшельника, как называла теперь про себя этот огромный особняк, местами роскошный, местами требующий ремонта, наводил на мысли о готике, может поэтому, болея, я решила перечитать "Ребекку" Дафны Дю Морье. Это придавало моему присутствию тут, работе на Дубровских, особый колорит.

Конечно, на туалеты меня не поставили. Анна Львовна была бесконечно добра ко мне. В первый день мне поручили вытереть пыль в нескольких комнатах. Казалось бы — всего-то. Но комнаты были огромные, в каждой столики, статуэтки, до которых я боялась дотронуться, памятуя о разбитой вазе… Книги, журналы, картины на стенах. К обеду у меня уже кружилась голова. А еще… иногда возникало странное чувство, что кто-то следит за мной. От этого становилось не по себе. Испугавшись, что это признак надвигающейся паранойи, я отпросилась у Анны Львовны с обеда. И снова улеглась в постель. Но сон не шел. Я голову ломала как быть дальше. Вряд ли я за все лето вазу отработаю. И так спасибо, вылечили, выходили. Наверное, кредит придется взять… Как же не хотелось огорошивать маму такой новостью. Нет, не в силах я так ее расстроить! Еще немного подожду, может когда станет получше, вторую работу найду.

А еще я переживала за чемодан, оставшийся у Светланы. Одежду не жаль, у меня не было дорогих шмоток. Половину сшила сама, вторая куплена на блошиных рынках да секондах. В лучшем случае на распродаже. Но до слез тосковала по кистям, дорогим, покупаемым по возможности, каждую из которых я выбирала с любовью. И палитре… и Альбому с набросками, которые успела сделать.

Из дома Отшельника, с некоторых окон открывался потрясающий вид на море. Руки чесались, молили вложить в них кисть…