Тайфун Дубровского
Шрифт:
— Как жаль!
— А мы тут иногда пьянствуем с подружками, — подмигивает Соня. Наклоняется и достает из фонтана серебристое ведерко, в котором лежит бутылка шампанского.
— «Вдова Клико», — отмечает довольно. И непонятно откуда достает два бокала.
— Ну ты… волшебница, — заявляю со смехом.
Сбоку от фонтана стоит белый резной столик и несколько таких же кованых стульев, из металла. Устраиваемся за ним.
— Но почему ты бросила своего кавалера? — спрашиваю с интересом.
— Сначала расскажи почему бросила своего, — с улыбкой
— Это… сложно.
— Тогда выпьем, пытать не буду, — легко соглашается моя собеседница. И мы начинаем смаковать холодную «Вдову», болтая ни о чем, на отвлеченные темы. Забываю даже, что нахожусь в другой стране — и даже не уверена, что легально. Даже о Дубровском забываю… Но когда остается половина бутылки, Соня первой начинает свою исповедь.
— Ты не поверишь, как я сама все запутала. Я ведь с тринадцати лет в Сашку Дубровского влюблена… А вообще, на этой свадьбе я должна была парой Владимира быть. Не хотела, честно… Но Маргарите невозможно отказать.
— А почему не хотела? — умираю от любопытства, и одновременно — от тревоги.
— Хих, так из-за Сашки же! Говорю же, с юношества влюблена… — А Владимир… он для меня слишком странный, непонятный и опасный. Мурашки по коже. Еще и профессия его…
— Ясно. Значит я помешала планам Маргариты Аркадьевны, — задумчиво бурчу себе под нос.
— Ну сюрпризом точно оказалась, в последний момент. А уж для меня-то!! Представляешь? Я, скрепя сердце, соглашаюсь изображать пару для младшего. А Сашка берет и вызывает «огонь» — то бишь меня, на себя. Потому что хочет брату помочь!
К этому моменту шампанского уже меньше полбутылки и после каждой фразу мы неудержимо хихикаем.
— Так а чего ты сбежала? От своей мечты… — спрашиваю я.
— Эх, да потому что Сашка обо мне просто ужасного мнения. Что меня угнетает донельзя. Он почему-то уверен, что я преследую всех любовников Изабеллы. Такой бред! Никогда у меня и в мыслях подобного не было! С Изабеллой мы всегда на ножах были, хотя открыто не конфликтовали. Ну а год назад, я не выдержала и высказала все, что о ней думаю… И с одним, всего лишь, ее кавалером, в кино сходила. При том даже не зная, что Изя с ним когда-то встречалась… или просто флиртовала. Короче, глупость несусветная. И тут узнаю, что эта кикимора про меня в нашем кругу сплетни распускает. Что якобы я помешалась на мести и зависти и мечтаю переспать со всеми, с кем она встречалась. Ужас… И главное, со сплетнями такими, как бы абсурдны не были, поделать ничегошеньки нельзя!
— Почему? Если это неправда?
— Да потому что чем больше будешь отрицать, тем больше подозревать тебя будут! К сожалению! Остается только носить с пофигистким выражением лица это клеймо, — вздыхает Соня. — А Сашка… конечно первый во все это поверил. Да и неважно, что он про меня думает.
— Как это неважно, почему? Раз нравится тебе…
— Да толку, где он и где я! Такой в жизни на меня не взглянет, я и не надеюсь…
— Почему так говоришь? Какой «такой»?
— Блин, ну ты слепая
— Ты очень симпатичная, — пытаюсь подбодрить девушку.
— Спасибо на добром слове. Но я предпочитаю трезво оценивать свои перспективы.
Обе на какое-то время замолкаем, задумавшись о своем, женском. Размышляю, как похожи мы с Соней — обе влюблены в слишком красивых и богатых, замахнулись на недосягаемое…
Раздается шум, поворачиваю голову — два Дубровских собственной персоной! Красавцы братья подходят к нам, упирают руки в бока и смотрят неодобрительно. Первым заговаривает Александр.
— Я тебя по всей округе ищу. Что за детские выходки, Сонь?
— Зачем ты меня обыскался? — надменно вопрошает девушка.
— Потому что мы пришли на праздник вместе! Я за тебя отвечаю! — Зло выпаливает Сашка.
— Ну со мной, как видишь, все «ок». Мы с Машулей прекрасно время проводим, и вы, если честно, мешаете.
— Да что ты говоришь? Мешаем спаивать незнакомую девушку?
— Никто меня не спаивает! — вмешиваюсь возмущенно, защищая новую подругу, к которой успела проникнуться глубокой симпатией.
— Слышал? — победно вопрошает Соня. — Но ему бесполезно доказывать, Машуль, он привык на меня всех собак вешать.
— Каких еще собак, Боровикова? — гневается Дубровский средний. — Что ты тут устраиваешь?
— Ничего! Зачем пожаловали, господа? — гневается в ответ Соня. — Мы и без вас прекрасно праздновали. И вообще, продолжим где-нибудь еще, раз вы нам тут помешали!
— Что ты несешь? — рявкает Владимир. Ему явно не нравится происходящее. — Мария, быстро за мной! Уходим!
— Она тебе что, собачка? Никуда ты ее не заберешь, понял? — Соня вцепляется в мою руку, и я чувствую, как девушка дрожит. Все это бравада, на деле — вот-вот разрыдается.
— Маша, пожалуйста, — уже мягче произносит Дубровский.
— Я не хочу уходить, — отвечаю тихо. — Мне нравится общаться с Соней, спать еще рано…
— Но мы с дороги, ты наверняка устала. Не нужно из-за доброты позволять людям тобой манипулировать…
— Отлично, теперь я еще и манипуляторша, — бурчит себе под нос Соня. Чувствую, как ей больно и обидно, что эти двое такого мнения, причем совершенно незаслуженного. И проникаюсь состраданием настолько, что неожиданно для самой себя заявляю:
— Я согласна, Сонь. Давай продолжим наш праздник в другом месте.
Она поднимает на меня глаза, большие, голубые, от блестящих в них слез кажущиеся сейчас пронзительными — самой всплакнуть хочется…
— Правда? Ты поедешь со мной?
— Никуда она не поедет, — рявкает Владимир. — Она ничего тут не знает, это невозможно.
— Почему? — удивленно вопрошает Соня.
«Ну давай, скажи, что я твоя личная прислуга, — веду мысленный горький монолог. — Что во всем должна тебе подчиняться, слушаться. Представляю как вытянутся лица у твоего брата и девушки, которую он отвергает…»