Тайфун. Записки из Китая
Шрифт:
Через несколько месяцев в вихрях «тайфуна» родится еще одна «революционная организация», которая получит название «Всекитайской ассоциации красных разрушителей», и первым ее «революционным» актом явится роспуск Всекитайской федерации профсоюзов, а двумя днями позже будет закрыт ее печатный орган газета «Гунжэнь жибао». Почему? Потому что, заявят «красные разрушители», «в течение семнадцати лет небольшая группа во Всекитайской федерации профсоюзов, стоящая у власти в партии и идущая по капиталистическому пути, упорно боролась против ЦК партии во главе с председателем Мао, упорно проводила контрреволюционную ревизионистскую линию Лю Шао-ци, Дэн Сяо-пина и Пэн Чжэня. «Гунжэнь жибао» стала глашатаем Всекитайской федерации профсоюзов и ревизионистского штаба, превратилась в центр по разложению рядов рабочего класса
Штурмовые отряды бросились в атаку!
«Председатель Мао — верховный главнокомандующий хунвэйбинов, а товарищ Линь Бяо — заместитель верховного главнокомандующего», — возвестит Чжоу Энь-лай. А Линь Бяо заявит еще более категорично. «Молодые революционные бойцы, — обратится он к хунвэйбинам в последний день августа, — председатель Мао и Центральный Комитет партии горячо поддерживают вашу революционную смелость в мышлении, в высказываниях, в действиях, в преодолении преград, горячо поддерживают ваш революционный дух. Мы гордимся вами и горячо поддерживаем ваше решительное противодействие всем попыткам помешать вам». Эти призывы подхватит «Жэньминь жибао», они станут предупреждением и угрозой «всякому, кто противодействует революционным акциям революционных студентов, выступает против учения председателя Мао и решений ЦК партии».
Но партийные комитеты, трудящиеся-коммунисты не сдавались без боя, не капитулировали. Китайский народ обладает старыми боевыми традициями, а китайские коммунисты пустили очень глубокие революционные корни в народе, чтобы отступить перед теми, кто выступал с угрозами и предупреждениями. Барометр политических событий в те дни отмечал и индивидуальное сопротивление, и стачки, и попытки создания контрхунвэйбиновских организаций для оказания отпора и для защиты партийных комитетов. Становилось все очевиднее, что оппозиционные действия не были лишь стихийным взрывом, они опирались на поддержку некоторых членов самого штаба в центре. Не помню, по какому поводу и когда, кажется в конце 1967 года, я сделал такую запись в своем блокноте:
«Тао Чжу снова под обстрелом. Это вызывает удивление. Говорили, что он человек из группы Мао, но его «обстрел» ведется из штаба Мао. Своим выдвижением он обязан Дэн Сяо-пину. Он обвиняется в том, что еще накануне XI пленума ЦК дал указание первому секретарю провинциального комитета КПК в Гуандуне о необходимости контролировать все «революционное» движение: «Те, кто на местах не признает партийного руководства, независимо от того, какими красивыми фразами они прикрываются, это не левые, а настоящие правые. Председатель Мао — председатель ЦК партии, и если вы поддерживаете только его, не желая поддерживать других, то он как председатель может оказаться в изоляции, может остаться без общенациональной партии»».
Это уже «опасно»!
Мао Цзэ-дун еще 7 сентября предупреждал своих ближайших помощников об этой опасности. В своей записке-предупреждении он подчеркивал, что «подобные факты имеют место в Циндао, Чанша и в других районах, где рабочих и крестьян организуют на борьбу против учащихся». Он настаивал на «повсеместном запрещении подобных действий». А четыре дня спустя Центральный Комитет принимает «решение», категорически запрещающее «под каким бы то ни было предлогом агитировать и организовывать рабочих, крестьян и гражданское население для борьбы против учащихся». В тот же день «Жэньминь жибао» по указанию Мао в передовой статье выступила с осуждением «ответственных товарищей на местах», которые открыто отвергают решения ЦК и «потворствуют лозунгам в поддержку местных партийных организаций».
Провинция подхватит этот призыв. «Продолжим критику и разоблачение партийного комитета провинции Хейлунцзян», — призовет один из лозунгов, появившихся в первые дни сентября. В полном созвучии с ним лозунг хунвэйбинов Сиани: «Сожжем заживо членов Бюро КПК Северо-Западного Китая, возьмем под обстрел провинциальный комитет, будем, не страшась смерти, защищать ЦК и председателя Мао!»
В помощь провинции были посланы хунвэйбины из Пекина.
В середине сентября на митинге представителей штабов хунвэйбинов высших учебных заведений столицы Чжоу Энь-лай обнародовал «план штаба Мао», предусматривавший отправку хунвэйбинов в различные районы страны со «специальными задачами». О «специальных задачах» сказал сам Мао Цзэ-дун на
Сигнал дан. Инструкции ясны.
И началось огромное и мутное, как река в половодье, движение, которое некоторые пекинские корреспонденты сравнят с «великим переселением народов» и в котором примут участие двадцать, а возможно, и значительно больше миллионов хунвэйбинов. Это движение будет названо «движением по обмену революционным опытом», в действительности же это будет расправа с «облеченными властью» партийными органами на местах. И хроника этих «битв», запечатленная в хунвэйбиновских газетах и дацзыбао для поколений, станет одной из самых черных страниц в новейшей истории Китая. Видимо, этот «обмен революционным опытом» принял такой широкий и даже «опасный» размах, что сам Чжоу Энь-лай вынужден был уже в начале «движения» заявить, выступая перед студентами Харбинского механического института: «Вы не можете подменять органы диктатуры», «каждого арестованного вы должны передать властям». А 10 сентября было издано распоряжение об ограничении «переселения» из провинций в Пекин. Кроме того, из дацзыбао стали известны отдельные «приказы» хунвэйбиновских отрядов, касающиеся порядка проведения «обысков в домах партийных и революционных деятелей и офицеров действительной службы», «конфискации имущества», введения «чрезвычайного положения».
В конце октября на рабочем совещании в ЦК Мао Цэз-дун заявил: «Вы не ожидали культурной революции. Но революция вспыхнула, и она является фактом. Начало переворота — это моя заслуга. Вопрос о существовании ошибочной линии в конце концов встал на повестку дня. Если эту ошибочную линию исправить, все будет хорошо».
«Ошибочная линия»… Уже ни у кого не было сомнения в том, кто является проводников этой «ошибочной линии». Еще в августе, на XI пленуме ЦК КПК, Лю Шао-ци был подвергнут острой критике, его заставили выступить с самокритикой. Позднее, в июле 1967 года, ему пришлось написать еще два самокритичных объяснения: одно — для «бойцов нового полка борцов «1 августа»» при Пекинском промышленно-строительном институте и второе — «для большой бригады революционных бунтарей из Чжунаньхая».
Самокритика самокритикой, а «приговор» ему уже подписан. Лю Шао-ци устранен с политической арены.
Здесь уместно сказать несколько слов и о Лю. Обвинения в его адрес не сходили со страниц китайской печати в течение всего периода моего пребывания в Китае. Его называли не иначе как «самое высокопоставленное лицо в партии, идущее по капиталистическому пути».
В беседах и дискуссиях на приемах и встречах дипломаты и корреспонденты часто характеризовали Лю Шао-ци как «неколоритную» личность, выросшую в тени Мао Цзэ-дуна. Но и «в тени Мао» Лю был достаточно известен и достаточно авторитетен, поскольку еще с 1932 года являлся членом Политбюро, а позднее — членом Постоянного комитета Политбюро; он был заместителем председателя Военного совета ЦК, секретарем ЦК, заместителем председателя ЦК, а с первого дня образования КНР — заместителем председателя, а затем председателем Китайской Народной Республики. После его отстранения три года подряд день за днем и печать, и радио, и телевидение вели сосредоточенный, беспрерывный огонь по нему… Огонь фронтальный и огонь с флангов.
Газета «Хунвэйбин» еще в самом начале «большого тайфуна» классифицировала его «преступления» в 12 пунктах, однако сосредоточенный артиллерийский огонь по нему был открыт немного позднее Ци Бэнь-юем, который опубликовал в «Хунци» статью «Патриотизм и национальное предательство», написанную в манере уличных дацзыбао. Она заканчивалась восемью «почему?». И эти восемь «почему» содержали не «восемь» и не «двенадцать», а «пятьдесят» обвинений. Именно в этой статье Лю Шао-ци впервые был назван «самым высокопоставленным лицом в партии, идущим по капиталистическому пути», и с тех пор это выражение на языке официальной печати станет нарицательным.