Тайфун
Шрифт:
— И так и этак умрет! Отпустите моего мальчика! — Кхоан повернулся к Тхаю. — Господни начальник, очень благодарен вам за доброту, но сын все равно не выживет. Скажите доктору, чтобы отпустили его, и отвезите нас в здешнюю церковь.
Тхай наморщил лоб и тут же сказал:
— Значит, вот как мы сделаем: в больнице сейчас лечится известный вам отец Лам Ван Тап. Я попрошу его исповедовать вашего сына перед операцией прямо здесь, а в церковь мы можем не успеть…
Через несколько минут в палату вошел старый Тап в черной шелковой рясе. Около каталки, на которой лежал без движения больной, остался только отец мальчика,
— Дитя мое, хочешь ли покаяться в совершенных тобою грехах?
— Да, святой отец, я часто не слушал своих родителей, — прошептал мальчик.
— Продолжай, дитя мое, я отпущу тебе все грехи.
— Еще я несколько раз поколотил младших братьев и сестер, украл три рыбы у рыбаков из кооператива…
— Прощаю тебе твои прегрешения…
Мальчик помолчал, потом протянул руку и, ухватившись за полу сутаны, проговорил еле слышно:
— Мать заставляла меня пить святую воду, которую она достала из могилы, а я не пил ее. Только, думаю, тут греха нет, что я отказывался травиться, ведь моя любимая сестренка от этой воды умерла. И один раз я пошел убирать рис, чтобы не голодала наша семья, а работать в этот день церковь нам запрещала. Разве это грех, святой отец?
Отец Тап наклонился к мальчику и часто заморгал.
— Всемогущий господь бог простит тебе все прегрешения… Душа твоя чиста, и не страшись предстать перед господом.
Старик выпрямился, перекрестил больного и повернулся, чтобы уйти. Но мальчик не отпускал его сутану.
— Святой отец, я ведь еще не умер. Помогите мне остаться в живых.
Старик ласково погладил Хюи по голове и назидательно сказал Кхоану:
— Я исполнил свой долг, а теперь надобно сделать все, чтобы спасти эту молодую безгрешную жизнь.
Отец Тап медленно вышел, каталку с больным увезли в операционную, и Кхоан остался один. Он успокоился — душа сына чиста, о ней нечего тревожиться. Но как будет ужасно, если умрет почти уже взрослый помощник, Кхоан плакал, терзаемый страхом за сына.
В это время над Хюи склонился главный врач больницы с густой черной шевелюрой, непокорно выбивавшейся из-под белой шапочки.
— Эритроциты упали ниже некуда, — негромко сказал он. — Надо сделать все, чтобы спасти мальчика.
Медсестра поднесла к его глазам листок с результатами анализа крови.
— Еще не легче! — воскликнул врач. — Да, такую группу не часто встретишь. В больнице у нас разве только у акушера Кхиема, но он уже дал кровь одной роженице…
Операция началась. Через полчаса врач внимательно посмотрел на лицо больного, выглянул в коридор, где, сгорбившись, сидел Кхоан, и негромко сказал медсестре:
— Быстро позовите сюда Кхиема!
— Он же отдыхает после той операции, — ответила та.
— Знаю, знаю, но он член партии.
Через минуту в операционную вошел бледный акушер.
— Товарищ Кхием, — обратился к нему главный врач, — очень тяжелый случай… Парень может умереть…
— Я все понимаю, — ответил акушер, — и я — врач.
Он снял халат и высоко закатал рукав рубахи.
Кхоан метался по приемной:
— Господи! Спаси и помилуй моего сына!
Открылась дверь, из операционной выкатили каталку, на которой лежал человек под белой простыней. Кхоан вскочил и бросился к каталке.
— Что с моим сыном? Он умер?!
Один из санитаров спокойно ответил:
— Успокойтесь, это не ваш сын, это человек, который отдал кровь, чтобы спасти вашего сына.
И они покатили каталку дальше, переговариваясь друг с другом.
— Вот настоящий коммунист, — воскликнул один восхищенно, — дважды за день не пожалел своей крови ради спасения чужих для него людей!
Кхоан вздрогнул, как от удара: его сыну влили кровь коммуниста, католику — кровь безбожника! Теперь Хюи обязательно умрет. Даже если жить останется, и тело, и душа, заразившись от антихриста, несомненно погибнут!..
Он кинулся к двери операционной и начал барабанить в нее. Чьи-то сильные руки обхватили его сзади за плечи, отвели назад, посадили на скамейку. Но Кхоан снова кинулся, уже на больничный двор, с криком:
— Где отец Тап?.. Он здесь лечится, мне нужно его срочно видеть! Помогите мне, люди!
Какой-то санитар отвел его в палату отца Тапа. Тот еще не спал. Он сидел у настольной лампы и читал книгу, написанную на ханване [20] .
— Святой отец, помогите! — Кхоан упал перед старцем на колени. — Моему сыну влили кровь коммуниста.
20
Ханван — вьетнамизированный «веньянь», иероглифический письменный язык средневековья.
— Успокойся, сын мой, — отвечал отец Тап, — кровь коммуниста ничем не отличается от моей или твоей. Они спасли тебе ребенка, и ты должен быть им благодарен за это. Да и не только за это. Скажи-ка, кто выгнал с нашей земли французов, кто дал тебе землю после аграрной реформы, кто привез твоего сына в больницу? Разве не коммунисты? Они помогали и помогают тебе, чем могут, а ты боишься, что с твоим сыном случится беда от крови, спасшей ему жизнь и тебе вернувшей ребенка! Подумай как следует над моими словами, и ты будешь согласен со мной.
В смущении Кхоан низко опустил седую голову.
13
День клонился к вечеру. Море лениво катило на пологий берег ласковые волны. Косые лучи заходящего солнца залили край неба багрянцем.
Выонг зажег новую, недавно купленную лампу, и Ай принялась накрывать на стол. Сегодня у них в гостях Тиеп. Сейчас он бродит по отмели, — ему вздумалось поохотиться на чирков, обещал доставить их к ужину.
Вытащить отшельника Тиепа из дому было дело нелегкое. Потеряв родных и близких, он замкнулся, жил одной работой, отдавая ей все силы, и приходил домой только спать. В гости не любил ходить — слишком больно вспоминать о тех временах, когда и у него были дом и семья, тепло и уют и жил в счастье. Но сегодня Тиеп принял приглашение молодой семьи, он и впрямь любил Выонга и не мог отказаться, обидеть друга.