Тайга – мой дом
Шрифт:
Долго стою над могилой Назарихи. Здесь, вместе с ней, осталась частица и моей жизни. Я много рассказал о ней, но еще больше осталось нерассказанного. И горько сознавать, что Назарихи больше нет.
Захожу в зимовье и укладываю вещи. Мне помогает Андрей. Михаил хлопочет у печки.
На столе появляется целиком сваренный глухарь.
— Чтобы всего съел, — говорит мне Михаил. — Сам спромышлял.
Андрей из неприкосновенного запаса наливает в кружку спирт. Делает он это неторопливо: то на бутылку посмотрит, то в кружку заглянет. Михаил теребит
Поднимаем кружки.
— Первое слово тому, кто уходит, — предлагает Андрей.
— Большое вам спасибо, ребята, за все. Таежных удач вам.
Выпили. Закусили. Веселье не идет. Где-то глубоко в душе тоска разлуки. За зимовьем глухо шумит лес.
— Передай привет Авдо. Пусть поджидает нас.
Глава 22
Авдо у печки выделывала камусы. Ее сестра Агафья, полная, дородная женщина, хлопотала на кухне. В окно ударил свет и золотистой полоской лег на пол. Авдо убрала с колен камус и тонкий охотничий нож. Встала: заныла поясница.
— Охо-хо-о, — протянула она и положила руку на поясницу.
— Надо бы дров принести, да боюсь, — проговорила Агафья, наливая в кастрюлю воду.
Авдо усмехнулась. С малых лет трусихой росла младшая сестра. Одна в лес не пойдет, от зайца в ужас приходит.
— Кого боишься? — спросила Авдо.
— Вчера бабы в лес за дровами ездили. След шатуна видели.
— Пошто он к дому пойдет? У него своя дорога.
Сказала так Авдо больше для сестры, чем для себя.
Весь день не покидали ее беспокойные думы. Недобрый зверь далеко от деревни не пойдет: голод пригонит его к людям. Может беда случиться. Что сделают с шатуном ребятишки и бабы? Утром к Валентину ходила. Он больной. Мужики в тайге. Некого послать следить шатуна. Велел всем, кто умеет стрелять, ружья наготове держать. Запретил ночью по деревне ходить. Вызвал вертолет из города. Завтра прилетит. С ближних стоянок охотников вывезут, они и пойдут зверя следить.
«Однако, надо бы всех охотников оповестить, — думала Авдо. — Зверь голодный. Врасплох нападет, худо охотнику будет».
Авдо принесла дров, растопила печку.
— Что-то ребят долго нет, — забеспокоилась Агафья.
— Кино шибко длинное. Две серии.
Авдо подошла к окну. Солнце опускалось за горы, виднелась только кровавая кромка, от этого и снег, и окна домов были алыми, точно облитые кровью.
Напротив, через дорогу, стоял деревянный клуб. Ветер шевелил афишу. Она тоже была кровавой.
Авдо улыбнулась. Давно, еще до войны, в эвенкийское стойбище привезли кинокартину «Чапаев». Люди на белом полотне бегали, шевелили губами, стреляли. Авдо сидела и думала: «Как это люди не падают с полотна? И столько много. Как их привез русский парень? Где прятал?»
Вдруг человек в черной парке появился. За ним целый табун коней. Люди длинными ножами машут. Человек в черной парке что-то крикнул, и все помчались на Авдо. Вот уже копыта коней над головой. Испугалась Авдо, борони бог, как юркнула под скамейку да как закричит:
—
Потом над ней все стойбище смеялось. А Авдо в другой раз стала садиться поближе к дверям: кто знает, дурной конь попадется, прыгнет в зал.
Солнце скрылось за горы. И сразу все потускнело. Нахмурились хребты, потемнели окна домов, из лесных чащ поползла ночь, недобрая, хмурая.
11
Анё — мама ( эвенк.).
«Штой-то сейчас мужики в тайге делают? — думала Авдо. — У Николая лыж нет. Снег глубокий. Как он теперь ходит? Однако, устает много. Теперь скоро придет. Унты ему сшить надо. Только опять в город улетит. Совсем испортился парень. Как без тайги можно жить? Надо его к Красной речке сводить. Места там шибко добрые. Осенью сохатых много, соболей много. Молодые охотники не идут туда: далеко. Зря место пропадает.
Геолог Трофимов обещал прилететь. Однако, где-то потерялся. За Мохнатым хребтом ключ есть. Никто его не знает. Чай там варила. Пошла за водой. В ручье воды совсем мало. Решила ямку сделать. Зачерпнула котелком гальку с песком, а там крупинки золота. Показала крупинки золота Трофимову. Он все записал, на карте крестики поставил. Однако, без меня не скоро найдет».
Двери клуба распахнулись. На улицу высыпали ребятишки. Первым выбежал Федя. Остановился, сбил шапку на затылок и скорчил гримасу. Девчонки и мальчишки засмеялись. Авдо с любовью и чуточку с завистью смотрела на них.
«Еще маленько подрастет Федя, поведу его в тайгу, — думала она. — Гор не боится, хорошо стреляет, охотник добрый будет».
— А-а-ай! — резанул сердце крик.
Ребятишки вздрогнули и на секунду замерли. У Авдо похолодело сердце: из-за угла дома вышел медведь и остановился. Авдо видела только глаза, маленькие, беспощадные.
— А-а-ай! — опять раздался крик. И все ребятишки пришли в движение: одни, давя друг друга, бросились обратно в клуб, но застряли в дверях, другие кинулись по улице к домам, где можно укрыться.
Авдо схватила нож и выскочила на улицу. Мимо нее шмыгнул Федя с двумя девчонками.
— Бабушка, медведь! — крикнул на ходу Федя.
И в тот же миг, точно мохнатый ком, подкатился к ней медведь, в двух шагах встал на дыбы, раскрыл пасть и так рыкнул, что где-то звякнули стекла.
— Куда ты? — крикнула Авдо.
Авдо сжала нож и глянула в свирепые глаза медведя. Сердце ее содрогнулось, но в тот же миг пришло спокойствие. На своем веку она много раз встречалась с медведем. Его сила, проворство, сообразительность всегда у нее вызывали уважение и страх. Первый раз этого страха не было.
— Пошто ребятишек трогаешь? — проговорила Авдо. — Што они тебе плохого сделали?
Медведь зло фыркнул. Взметнулись седые волосы Авдо.
— Пошто злым духом пришел в деревню?