Тайга мятежников любит
Шрифт:
– Как ты думаешь, за что его?..
– Не знаю. Полиция отрабатывает две версии – убийство на почве профессиональной деятельности и бытовое преступление. Он с кем-то выпивал вечером. Возможно, повздорили, пьяная ссора… Не волнуйся, полиция разберется.
– Почему так случается?.. – она обняла его за шею.
Несколько минут они молчали, оцепеневшие. Из кухни доносились истерические выкрики голодных сокурсников. Чеснокову интересовало, как узнать, что сковородка нагрелась. Генка советовал лизнуть. Перешли на пельмени, но и этот продукт оказался крепким орешком.
– А когда они будут готовы? – спрашивала Чеснокова.
– Когда
– Так они даже не тонут!
Зазвонил телефон. Максим виновато отстранился от Аллы, побрел в прихожую.
– Извините, пожалуйста, Максим, это Екатерина вас беспокоит, – раздался приглушенный девичий голосок.
– Да нет, это вы простите. Екатерина меня как раз не беспокоит… Постойте, – он запоздало сообразил. – Это вы, Катя?
Беспокойно шевельнулась Алла на диване, а в кухонном проеме возник любопытный нос Чесноковой.
– Вы чем-то огорчены? – сделав паузу, поинтересовалась девушка.
– Да, – замялся Максим. – Хотя причина для огорчения лишь одна – слишком много причин для огорчения.
– Простите. Я вам не звонила, была занята, – девушка заметно волновалась. – Вы не могли бы со мной встретиться? Скажем, через час на набережной?
Максим поежился – предстояли непростые объяснения с Аллой. Девушка медленно поднималась с дивана, не замечая, как на пол сползает шерстяной плед…
Город задыхался от жары, а на набережной дул пронизывающий ветер, напоминающий, что Сибирь – это все-таки не Бразилия. Минуту назад он рассказал Кате о гибели товарища, случившейся после того, как товарищ узнал о предположительном нахождении коллекции Шалимова. Возможно, совпадение… А получасом ранее он кружил по городским кварталам, проверяя, не идет ли кто следом. Потом наблюдал за Катей, мнущейся у парапета. Убедившись, что за ней не следят, вылез из кустов, извинился за опоздание…
Она стояла неподвижно, смотрела на левый берег великой реки. Панорама не хуже, чем где-нибудь на Мичигане. Виллы береговой полосы левобережья знамениты на весь мир: денег хозяева не считают, а фантазия архитекторов безгранична. Розовая мечеть с частоколом минаретов, а-ля шато на Луаре, испанский алькасар, боярский терем, Эрмитаж, Эйфелева башня в миниатюре, Вавилонская башня… Убрать ненужные деревья – получится съемочный городок процветающей Омской киностудии.
– Я решила – поеду искать коллекцию… – Катя четко проговаривала слова.
– Звучит неплохо, – усмехнулся Максим. – Вы в Сибири на птичьих правах. Кто же даст вам найти коллекцию? Не говорю о таких прозаических вещах, как воинствующие злые духи, стерегущие клад, комары, звери, обширная площадь поисков. Да и сам факт наличия коллекции в данном квадрате вызывает, мягко говоря, сомнения.
– Не вижу другого выхода… – она резко повернула голову, – вы поможете мне? За достойную плату, разумеется.
– У вас есть права на коллекцию? Или мы все же имеем дело с достоянием государства? По юридической казуистике, выморочное имущество – не имеющее законных наследников.
– Поймите, – она порозовела, даже кулачки стиснула, – это МОЙ клад! Мое наследство! Вон те, – ткнула пальчиком за реку, – как у вас говорят… домики из конфет…
– Пряничные домики. Можно – леденцовые.
– Все равно. Терпеть не могу сладости. Эти замки тоже не мокрой спиной деланы! Папой, дедушкой, прадедушкой – или на их дивиденды!
– Не спорю, –
– Прямые – нет, – не стала спорить Катя. – Моя прабабушка была невестой Ильи Кольцова – племянника Павла Афанасьевича. Они готовы были обручиться… Купец погиб от комиссарской пули, супруга скончалась от рака в пятнадцатом году, детей не нажили, сестра Анастасия Афанасьевна с мужем погибли в 24-м при аварии на КВЖД. Судьба Ильи Кольцова неизвестна. Других наследников нет, я разъясняла…
– Выясняла, – машинально поправил Максим.
– А значит, найти должна я, потомок… как это слово в женском роде? Потомица?.. Потомка?
– Потомок.
– Да, я потомок тех людей, которые не отдали коллекцию комиссарам из Москвы и Петрограда.
– За чем же дело стало, Катя? – прервал полемику Максим. – Дерзайте.
Катя сникла, как забытый на вешалке дождевик.
– Но я же просила вас помочь… Я была там. В этом… дистрикте.
– Уезде. Вы бывали в Малакуте? – Максим не поверил. – Когда?
– В конце апреля. Еще снег не стаял… Не выдержала – поехала по Березинскому тракту до уездного центра. Дальше не решилась. Страшно там, – она поежилась. – Очень… дикое все. Фермеры похожи на гангстеров.
– Разбойников, – вздохнул Максим. Девочка наблюдательна. Сибирские «фермеры» поколениями на трактах шалили. – А у вас в Канаде уже все кусты подстрижены и тропы заасфальтированы?
– На Северных территориях – конечно, дико и… нехожено. А я выросла на юге, там… как у вас, в Новониколаевске. Не думайте, я купила карты, – она полезла в сумку, вытащила «раскладушку» – буклет с рекламой Сибирского бюро путешествий. Если верить этому гламурному фиговому листку, основатели бюро еще у Чингисхана экскурсоводами работали.
– Не разворачивайте, Катя. По этим картинкам не то что клад – гостиницу не найдете.
Он представил, как путешественница с берегов Онтарио выпархивает из экскурсионного автобуса на развилке посреди тайги. Поправляет прическу, юбку и спрашивает у случайно подвернувшегося аборигена: «Извините, где тут дамская комната?», «А агентство по аренде автомобилей?», «А как добраться до станового пристава?». Если собеседник попадется сердобольный, до пристава доберется. А тот отправит девочку обратно, под вежливой охраной, чтоб чего не случилось. Нечего там делать тщедушным созданиям. Восточнее – на Байкале, или западнее, в Хакасии – «сибирской Швейцарии» (вот уж действительно курорт; пейзажи, климат, охота, кроме Ленина, никто не жаловался) – к иностранцам народ привыкший, встретят, как родную, и обдерут, как липку. А в Малакутском «дистрикте» отойдешь сто метров от грунтовки – и можно в Робинзона играть, пока комары не съедят…
– Надеюсь, там есть дороги? – спросила она.
– Дороги-то есть…
Сомнительная трасса от Тулуна до Братского, минующая Малакут, девчонке не поможет. По медвежьим тропам далеко не уйдешь. Да там хоть сто дорог проложи, куда она лезет?
Она прочла его мысли:
– Вы не думайте, что я только в городе ориентируюсь. Я и в лесах была – Саскачеван, Манитоба…
В герлскаутах, проще говоря. Стайка будущих невест пыхтит, раздувая костер. Самый страшный зверь – скунс. Размеченный маршрут, провизия, нарезанная еще на фабрике, здоровый детский смех и мудрый наставник с грузом индейских басен.