Таймири

Флоренская Юлия

Минорис хихикнула и, поднявшись на ноги, отряхнулась от песка.

Остеру Кинну спешить было совершенно некуда. Присев на корточки, он следил за движением воды в ручье и что-то мурлыкал себе под нос. Когда подошли Таймири и Минорис, он задумчиво изрек:

— Древние говорили: если ты на горе, спускайся в долину. Набредешь на ручей — не удаляйся от него. Ручьи сольются с рекой, а река приведет тебя к людям.

— Мудрая мысль, — заметила Минорис. Остер Кинн пытливо на нее взглянул, и на его лице обозначилась улыбка.

— Если мы пойдем вдоль ручья, вполне возможно, это нас спасет, —

сказал он.

— Незачем идти, — вздернула подбородок Таймири. — Батареи плайверов еще не разрядились. Мы полетим на плайверах.

— А вы случайно не видели Сэй-Тэнь? — с надеждой спросила Минорис.

— Это та упрямица с короткой стрижкой? — небрежно уточнил Остер Кинн.

— Почему упрямица? — нахмурилась Таймири.

— Самовольно в разведку уходят только упрямцы! Я уговаривал ее подождать, пока не подтянутся остальные или, по крайней мере, пока я не наберу во флягу воды. Но она забрала себе в голову, что великие открытия совершаются в одиночку.

— В одиночку проще всего не открытие совершить, а потеряться, — буркнула Таймири. — Вот и где она теперь?

— Следы на песке, — проговорил Остер Кинн.

— Что?

— Мы отыщем ее по следам.

Одинокая дорожка следов петляла между скал, чертила на земле кривые и прямые, а возле ручья обрывалась. Сэй-Тэнь шла против течения, и это почему-то очень не нравилось Остеру Кинну. Он всё больше хмурился, а его «так-так-так» звучали всё более зловеще.

— С ней ведь ничего не случилось? — заглядывала ему в глаза Минорис. — Ведь, правда, ничего?

— Кто знает, кто знает, — пробормотал Остер Кинн. — Какого зверья здесь только ни водится…

На землю лилось холодное свечение, как если бы в подземной пещере сгрудились тысячи лун. Но стоило поднять глаза, и перед тобой возникали сияющие, полированные горы. Их сияние затуманивало разум, рождало несбыточные мечты и, Таймири даже подозревала, могло навязать человеку волю самих гор.

— Никогда нельзя терять бдительности, — приглушенно произнес Остер Кинн. — Скалы волшебные, они живут своей жизнью и, может статься, нарочно спрятались под землей. К чему им незваные гости?

Таймири совершенно запамятовала, что собиралась взять плайвер.

— Не голова, а решето! — воскликнула она и куда-то умчалась, сообщив, что скоро вернется.

Того недолгого времени, пока она была в отлучке, хватило, чтобы Минорис должным образом познакомилась с Остером Кинном и расспросила его про амулет, который болтался у него на шее.

— Это? Янтарь, — гордо ответил тот, покручивая амулет в пальцах. Величины янтарь был внушительной, а внутри оказалась замурована какая-то доисторическая гусеница. Никто раньше камнем не интересовался, и путешественник с нескрываемым удовольствием поведал Минорис о его замечательных свойствах.

— Вообще-то, это вовсе не камень, а застывшая смола деревьев, — заметил он. Но поскольку деревьев в стране Лунного камня было раз, два и обчелся, то ничего удивительного, что один только вид янтаря так потряс Минорис.

Как выяснилось, Остер Кинн суеверен дальше некуда и неудач боится больше, чем диких кошек, которые обитают в сосновых лесах. А амулет защищает его от бед и болезней.

— Я скорее пойду на дно горного озера, чем разлучусь

с янтарем, — признался он. — Только об этом лучше помалкивай.

А Минорис так и не смогла понять, почему люди бывают настолько одержимы всякими талисманами.

***

Тетушка Ария привыкла мириться с любыми неудобствами. Но таких неудобств она и вообразить себе не могла! Чего только ни придумают люди, чтобы унизить других! Чего только ни изобретут! Но даже на каторге, в светящейся зловещим светом пещере, она не потеряла присутствие духа и старалась в любых вещах находить положительные стороны. Ничего, что от угрюмого однообразного стука раскалывается голова. Зато, кроме головы, с каждым ударом кирки раскалывается заодно и светящаяся порода. Ничего, что из пещеры не видно неба, неизменно разукрашенного в желто-розовую полоску. Зато здесь прохладно и свежо, и солнце не мешает работать.

Ария наполняет воз обломками адуляра, чтобы потом свезти эти обломки к общей куче на другом конце пещеры. Можно подумать, она — грузчик на стройке! Но даже если и грузчик, то не простой. За работу принято получать вознаграждение. Здесь же вознаграждением, по всей видимости, являются сырые лепешки на завтрак, обед и ужин. Нет, она, конечно, не против. Хуже было бы, если б совсем не кормили.

Сама стройка тоже непростая. Вместо того чтобы строить, они разрушают.

А отколотые куски ледяного шпата блекнут и перестают излучать сияние. От этого становится грустно. Но прекратить работу никак нельзя — повсюду надзиратели. Они следят за тобой из темных углов пещеры и время от времени угрожающе пощелкивают хлыстами. До сих пор тетушке Арии везло — ей еще ни разу не попало хлыстом по спине, потому как трудилась она исправно. Правда, с каждой сваленной в кучу порцией обломков на душе все больше появлялась какая-то тяжесть, хотелось согнуться и заплакать.

Не столько напряженный физический труд, сколько осознание напрасности этого труда заставляло людей ссутуливаться, вжимать голову в плечи и вгоняло в их сердца, как в живое древо, гвозди неустранимой печали.

Ария не смела поднять глаза от своей тележки с камнями. Ей казалось, что прямой взгляд, бесстрашный взгляд насторожит надзирателей и наведет их на мысль о зарождающемся восстании. А восстание карается здесь ударами кнута. Ты — всего лишь бессловесный раб, уничтожающий красоту по чьему-то повелению.

Когда объявили получасовой перерыв на обед, тетушке Арии наконец-то удалось присесть. Всем раздали те же безвкусные лепешки, что и всегда. Всегда… Как легко, однако, можно свыкнуться с рабской участью! Ария не пробыла в пещере и недели, а ей казалось, что камни она таскала с рождения. И будет таскать, наверное, до самой смерти. Жуя лепешку, тетушка Ария стала невольно думать о своей жизни. Что она сделала не так? За какие грехи страдает? И есть ли из пещеры выход?

Пока она так думала, к ней на камень подсел какой-то субъект в продранной испачканной куртке. Руки у него были мозолистые и обветренные, а на лице блуждала странная ухмылка. Горящий взгляд, волевой подбородок. По виду — так самый настоящий бунтарь. Сегодня он трудился не разгибая спины. Но, судя по всему, наказание плетьми совсем его не пугало. Он явно что-то затевал.