Таймлесс. Изумрудная книга
Шрифт:
— А сейчас сосредоточься. С помощью вот этих десяти колесиков устанавливается год. Ты, наверное, спросишь, зачем так много цифр. Ответ прост — год записывается римскими цифрами. Надеюсь, ты умеешь ими пользоваться.
— Кажется, да, — я вытащила из рюкзака блокнот и ручку. Если не записывать, в жизни мне этого не запомнить.
— А вот тут ты выставляешь месяц, — Лукас указал на следующее зубчатое колесо. — Но обрати внимание! Не знаю, по какой причине, при установке месяца — и только его! — следует использовать календарь древних кельтов. Единица соответствует ноябрю, а
Я раздражённо хмыкнула. Узнаю хранителей! Как же они любят во всём перемудрить! Я уже давно подозревала, что они стараются как можно сильнее запутать даже простые вещи, чтобы казаться такими значительными и таинственными. Но я стиснула зубы и постаралась сосредоточиться. Через двадцать минут я заметила, что принцип действия хронографа больше не кажется мне таинственным колдовством, что надо просто разобраться и понять систему.
— Это я, кажется, усвоила, — перебила я дедушку, когда он собрался, было, начать объяснение с начала. Я захлопнула блокнот. — Давай же считаем мою кровь и… Который час, а?
— Чрезвычайно важно не допустить ни одной ошибки, выставляя дату и время прыжка, — Лукас с опаской посмотрел на японский нож, который я снова достала из футляра для очков. — А то ведь можешь очутиться где-нибудь… э-э-э… неизвестно где. И самое неприятное — ты не сможешь проконтролировать время своего возвращения. Ох, этот нож выглядит просто отвратительно. Ты уверена, что хочешь это сделать?
— Конечно, — я закатала рукава. — Только вот не знаю точно, в каком месте лучше сделать эту рану. На пальце она сразу бросится в глаза тем, кто встретит меня в настоящем. К тому же, из такого вот маленького пальца, как мой, вытечет не больше нескольких капель крови.
— Разве что ты откромсаешь себе кончик пальца, — с ужасом прошептал Лукас. — Кровь тогда будет хлестать фонтаном, мне самому удалось однажды убедиться…
— Может, лучше взять участок повыше, например, предплечье. Готов?
Мне было смешно, что Лукас боялся намного сильнее, чем я.
Он сглотнул и сильно сжал чашку с нарисованными цветочками. В эту чашку мы решили сливать мою кровь.
— Там, случайно, не проходит аорта? О боже, у меня прямо колени дрожат. Вот так умрёшь тут, в 1956-ом, от потери крови, и всё из-за легкомыслия твоего собственного дедушки.
— Там действительно проходит толстая артерия, но её надо чуть ли не пилить, если хочешь умереть от потери крови. Я когда-то об этом читала. Поэтому самоубийцы-неудачники часто ошибаются, и не добираются до этой артерии, а потом их находят, и уж на следующий раз они точно знают, как правильно резать вены.
— Ну хватит уже, прошу тебя! — воскликнул Лукас.
Мне самой было немного не по себе, но ничего не поделаешь. В критических ситуациях приходится иногда совершать отчаянные поступки, — так сказала бы Лесли. Я постаралась не замечать испуганный взгляд Лукаса и приставила кончик ножа к внутренней части руки, примерно на десять сантиметров выше запястья.
Не сильно нажимая на рукоять, я провела нож наискось по белой коже. Этот порез я задумывала, вообще-то, как пробный, но он оказался более глубоким, чем я ожидала. По коже быстро
— Режет кожу словно масло, — восхищённо произнесла я. — Лесли же меня предупреждала — нож очень острый, таким и убить можно.
— Убери его, будь добра, — потребовал Лукас. Вид у него был такой, будто его вот-вот стошнит. — Чёрт побери, да ты смелая девчонка, видно, что из рода Монтроузов. Э-э-э… Верна нашему семейному кредо.
Я захихикала.
— Точно. Я это наверняка унаследовала от тебя.
Лукас криво улыбнулся.
— Тебе что, совсем не больно?
— Больно, ясное дело, — сказала я и покосилась на чашку. — Этого хватит?
— Да, должно хватить, — Лукас дышал с трудом.
— Может, откроем окно?
— Всё уже в порядке, спасибо, — он поставил чашку рядом с хронографом и глубоко вздохнул. — Дальше всё просто, — Лукас взял пипетку. — Мне нужно всего три капли твоей крови, я волью их в оба эти отверстия, видишь — здесь, под крошечным вороном и под символом инь-янь. Затем я поворачиваю колесико и вот этот рычаг. Вот так. Слышишь?
Внутри хронографа завертелись сотни колесиков, что-то стучало, трещало, гудело, казалось, что воздух вокруг накалился до предела. Рубин коротко вспыхнул, а затем колесики снова замерли, и всё стало как прежде.
Я кивнула и постаралась не показывать, насколько мне стало жутко.
— Значит, в этом хронографе сейчас находится кровь всех путешественников во времени, кроме Гидеона, так? Что случится, если его кровь тоже будет считана сюда же? — я сложила в несколько раз тряпичный платок Лукаса и приложила его к порезу.
— Во-первых, никто толком не знает, а во-вторых, это информация высочайшей секретности, — сказал Лукас. — Каждый хранитель должен поклясться на коленях, что Тайна никогда не выйдет за пределы ложи. Пока мы живы.
— Ох…
Лукас вздохнул.
— Но ты не дрейфь! У меня всегда была порочная страсть — преступать клятвы, — он указал на маленький ящичек в хронографе, который был украшен двенадцатиконечной звездой. — Мы знаем только одно — какой-то процесс внутри хронографа завершится, и что-то окажется в этом ящичке. В пророчествах говорится о какой-то эссенции и о философском камне:
Да будет круг соединён, И воцарится дух времён, И заструится аромат Во славу Вечности, виват! [1]1
Перевод П. Абрамова