Тайна 21 июня 1941
Шрифт:
Из тех же самых соображений Красная армия была объявлена «непобедимой и легендарной».
И, соответственно, ее генералитет должен был быть на соответствующем пьедестале.
Последнее. Самое тягостное и противное.
То, что позиция советского генералитета накануне войны являлась (или казалась) тогда разумной и взвешенной, не отменяет, конечно, того факта, что командование Красной Армии потерпело тогда оглушительное фиаско. Советское полководческое искусство образца лета 1941 года полностью обанкротилось.
В связи с этим — немного психологии.
Генералы —
Почитайте мемуарную литературу. Что нашу, что немецких авторов. Все ведь, как один, гении, ну, или таланты, в крайнем случае. В сотнях томов воспоминаний, в миллионах слов, вы не найдете ни одной фразы, похожей на такую: «Главной причиной поражения моего фронта (армии, корпуса, дивизии) в этой операции явилась моя собственная ошибка, заключавшаяся в…»
Нет. Если речь идет о победе, генерал всегда напишет: «Я решил… Я приказал…». Если о поражении — интонация сразу меняется (у всех, как по команде): «Нам сообщили… Наше предложение не приняли… Нам приказали…»
Многие из них опускаются до неправды. Другие (особенно те, на кого сваливают вину) ловят их за руку. А те не унимаются, горячатся, доказывают…
Годами, десятилетиями разделяют их потом старые обиды за сказанное. За присвоенную славу. За неподеленные лавры.
Я к чему это говорю?
Надо представить себе, на какую почву упали семена 20-го съезда.
Генералу (или маршалу), несущему свою долю ответственности за самый сокрушительный разгром в человеческой истории, состоявшийся летом 1941 года, вдруг стало не в чем оправдываться.
Более того, неправда перестала быть неправдой, поскольку была освящена соответствующими решениями ЦК КПСС. Верными солдатами которой они себя всегда именовали.
Да какая неправда? Президиум (потом Политбюро) ЦК КПСС прямо предписывали им, что партийная дисциплина просто обязывает их быть военными гениями и непобедимыми полководцами, проигравшими всё, что они в войну проиграли, не по своей воле.
Мало кто смог противиться такому искушению.
Нельзя забывать и о корпоративной солидарности военных, и о том, что нельзя бросать тень на армию, поскольку она — «непобедимая и легендарная».
Сталин-то, как ни крути, человек для армии, что называется, со стороны.
И пошел, начиная с 50-х годов, конвейер мемуарной литературы. И в один голос, примерно в одних и тех же выражениях, зазвучало: «Сталин ошибся… возомнил… не слушал… заставил…» И далее про некомпетентное руководство, глупость, трусость.
Это всё и привело к единогласию в той версии начала войны, что является господствующей вот уже десятки лет.
Так состоялся вымысел.
Нет, не о том, что Сталин допустил в 41-м ошибку, повлекшую за собой катастрофу. Это как раз правда.
Вымысел начинается там, где начинаются объяснения причин этой ошибки.
Мы с вами только попробовали разобраться в них подробнее. Коснулись едва самой поверхности этого вопроса.
Что же мы видим в итоге?
А видим мы самое большое надувательство в человеческой истории.
6. Верховный
«Мы — единственная в мире страна, где есть не только могила Неизвестного солдата, но и могила Неизвестного Верховного главнокомандующего»
Думаю, уместно будет начать разговор по этой теме с предмета, несколько отдалённого от неё. И хотел бы не трогать это, в силу примитивности использованного там материала, но и промолчать об этом никак нельзя. Если действительно хотим понять, что же происходит вокруг нас.
А потому предварю разговор необходимым вступлением.
В ряду воинских преступлений наиболее тяжёлыми являются преступления, связанные с трусостью. В народном сознании или, если точнее, в народной традиции, трус не может быть хорошим воином. И не только воином. Прискорбное качество это является позорным не только на поле боя, но и в обычной повседневной жизни. Трус не может быть защитником. Труса не обязательно судить (если трусость не была проявлена в бою). Но трус обязательно вызывает всеобщее презрение. Или, в зависимости от степени эмоций, всеобщую брезгливость. И это естественно.
Поэтому, если кто-то взялся кого-то поосновательнее испачкать, обвинение в трусости было бы в общем-то необязательным, если бы речь шла о человеке мирных занятий. Хотя, понятное дело, всё равно желательным.
Но вот, если то же самое надо проделать с человеком профессии воинской, то представить его во всеуслышание трусливым ничтожеством было бы одним из самых полезных мероприятий.
Легко сообразить, что обвинение в трусости и не могло ни в коем случае миновать высшего воинского начальника Великой Отечественной войны. Поскольку виновен он во всех мыслимых и немыслимых грехах, то было бы нелогичным, если бы не обвинили его ещё и в этом. Так не бывает, поскольку пачкали его много, многие и со многих сторон.
В связи с этим нет ничего удивительного в том, что достаточно популярным мнением среди передовых слоёв советского общества во времена послесталинские было то, что Сталин с самого начала войны проявил несомненную трусость.
Выражалась она в панике, охватившей его после германского вторжения, когда он, узнав о начале войны, спрятался на своей даче, никому долгое время не показывался на глаза и отказывался принимать какие-либо решения. В результате страна на долгое время осталась без руководства. Случилось это, как легко заметить, именно в тот самый критический момент, когда руководство это было необходимым более, чем когда-либо.