Тайна академика Фёдорова
Шрифт:
– Ну! Всё! Идите!
– Николай Алексеевич! Именно, исходя из интересов университета, я и обратился к вам, рассчитывал на. – попытался всё же произнести свою первую фразу Фёдоров.
Но ректор его уже не слушал, а о чем-то беседовал по телефону. Оставалось выйти и притворить дверь с наружной стороны. В предбаннике он кивнул математику профессору Мите Никитину, который внимательно взглянул ему в лицо (видимо, всё же, звукоизоляция не была полной) и вполголоса произнёс:
– Ты сегодня когда освободишься?
– О! Дмитрий Анатольевич! Отчёт! Но ты заходи.
– Часов около пяти, ладно?
Фёдоров кивнул и вышел. Оказавшись на свежем, слегка морозном воздухе, он старался не оступиться на пятачке льда прямо перед невысоким крыльцом административного корпуса. Чувсивовалась неприятная тяжесть, тупая боль в затылке. Проявленные им выдержка
В последующие дни он старался превзойти себя и в трудоспособности, и в интерпретации собранных данных, и в поисках наглядности их изложения для заказчика. Конечно, фальсифицированные данные были им из отчёта исключены. После заголовка соответствующего раздела он написал: "Ко времени составления настоящего годового отчёта материалы, относящиеся к данному разделу, не поступили". Будучи физиологом, он невольно составил отчёт так, что при внимательном прочтении складывалось впечат-ление: морфологические исследования в данной работе не так уж важны; пожалуй, в целях экономии средств в будущем этот раздел можно из плана исключить. В этом была фаталь-ная ошибка Фёдорова. Мало того, что он не понял высказанного, пусть намёками, пусть в повышенных тонах, пусть в форме неприглядного разноса, но понятного, как это полагал ректор, меряя всех по себе, явного приказа: писать отчёт на основании фальсифицированных данных и увязать эти "данные" с остальными. Мало того, что Фёдоров не сфальсифицировал отчёт и тем поставил под вопрос финансирование заказчиком защищаемой ректором группы недобросовестных женщин. Кроме этого, стремясь сделать прочие полученные данные более наглядными, обходя молчанием морфологический раздел, он фактически и в самом деле показал его второстепенность для заказчика. Так это и было в действительности, но. Тут в силу вступали соображения, касавшиеся финансирования некоторых направлений в университете, и дипломатия, которой Алексей Витальевич совершенно не владел, да и не понимал в достаточной мере. Его целью было установление фактических явлений и связей, их объективное описание, а отнюдь не соображения выгоды или удобства для кого бы то ни было. Собственно, а вправе ли исследователь, учёный действовать, работать иначе?!
Пожалуй, стоит сказать, что с заказчиком, так называемым ОКБ "Пламя", у Фёдорова были прекрасные отношения. С заместителем директора по испытаниям генералом Ахметом Мирзагидовичем Насыровым они были в доверительных, почти дружеских отношениях. Психологический контакт установился сразу же, едва только Фёдоров впервые осенью восемьдесят шестого зашёл в кабинет генерала и увидел висевший у того на стене, прямо напротив входной двери крупный плакат "Кто хочет сделать дело – 144 ищет возможности, кто не хочет – ищет причины". Недюжинного ума и наблюдательности генерал сразу понял посетителя – по озорной и одобрительной искорке, сверкнувшей в глазах вошедшего учёного, по мимолётной улыбке одобрения и понимания, мелькнувшей у него на лице и по серьёзности, которой вошедший хотел скрыть своё понимание того, что обитатель кабинета раскусил посетителя. Этот личный контакт и единство взглядов на жизненные ценности, на долг, трудовую дисциплину и совесть не раз помогали делу. Та продукция, которую выпускало Опытное Конструкторское Бюро и которая имела непосредственное отношение к стратегической обороне, к сожалению, плохо влияла на здоровье и продолжительность жизни людей, которые с ней имели дело. Это беспокоило и государство, и руководителей предприятия. Потому-то на базе университета и была открыта специальная лаборатория, чтобы исследовать, установить причины и механизмы вредоносных воздействий изделий оборонного предприятия и найти способы их предупреждения или нейтрализации.
Как-то раз для работы Фёдорову понадобился редкий и дорогой прибор. Не раздумывая долго, он отправился в "Пламя" и, предъявив соответствующий пропуск, вскоре был в кабинете у Ахмета Мирзагидовича. Тот, с полуслова поняв, что требуется для продолжения исследований и какие результаты прибор может дать, тут же, по ВЧ, обзвонил предприятия отрасли. Это была и помощь, и одновременно знак высокого доверия: лишь люди высшей степени допуска к секретности вправе были знать, географию отрасли, места расположения её объектов.
– Через неделю доставят из Златоуста,– сообщил генерал.
– Как,
– Спасибо! – ответил Фёдоров и, заглянул в свой блокнот, где ему одному понятными значками был расписан план исследований со сроками их выполнения. Потом добавил:
– Если через 8 – 10 дней начнём, думаю, уложимся в срок. Так что, самолёт гонять незачем.
Генерал удовлетворённо кивнул, потом лицо его
помрачнело, и он с горечью произнёс:
– Честно говоря, не знаю, зачем мы с вами ещё возимся. Всё стараемся что-то сделать. Слышали, что Горбач сокращает нашу отрасль, а вскоре собираются продать часть патентов во Францию. Конверсию надумали проводить. Я прикидывал: наши соковыжималки будут гнать сок по сорок рублей за литр! Не копеек, а рублей!!! Мы же не можем быть конкурентоспособными… Вообще не можем!
Фёдоров помолчал, переваривая информацию и непроизвольно хмуря брови. Потом ответил:
– Ну, что же – американцам расходы снизим: они смогут убрать спутник, который висит над нами из-за продукции 93-го отдела. А через годик, глядишь, и сами развернут подобное производство – французы с них дорого не запросят! А насчёт конкурентоспособности. Дело ведь здесь не столько в организации труда, сколько в климате, расстояниях, труднодоступности наших полезных ископаемых. На Новой Земле стаканом риса в день не обойдёшься и без шубы, в дощатом сарае не проживёшь!
– Россия – не Тайланд! – соглашаясь, как бы отрезал генерал, назвав страну по-западному, за чем тоже скрывался понятный для них обоих смысл.
Оба помолчали. Потом Фёдоров заключил:
– Честно говоря, Ахмет Мирзагидович, полагаю, что только идиот мог поверить во всю эту чушь с рейгановскими "звёздными войнами", принять всерьёз на уши лапшу этой "СОИ".
– Да-а,– протянул генерал, соглашаясь. – Или враг .– едва слышно добавил он.
В четверг 28 декабря Фёдоров сдал отчёт руководителю одного из отделов ОКБ Провоторову, обычно замещавшему в подобных делах Ахмета Мирзагидовича, когда тот куда-то уезжал. Провоторов был далеко не молод и, как казалось Алексею Витальевичу, не отличался слишком глубоким умом, хотя и был чрезвычайно опытен. О нём говорили, что прежде он работал у самого И.В. Курчатова. Это, конечно, была Характеристика! Сообщив в ответ на вопрос Федорова, что генерал ещё не вернулся из Москвы, из министерства, Провоторов без интереса пролистал отчёт, чуть задержавшись на диаграммах, в которые с таким трудом удалось воплотить основные результаты работы. Заключение и выводы он прочитал внимательно, но тоже без интереса. А вот за магнитную ленту для ЭВМ, на которой была записана диагностическая программа, поблагодарил от души и даже улыбнулся, взглянув на Фёдорова:
– Ну, с этой программой мы, пожалуй, сами сможем выявлять и отсеивать тех, кому воздействия нашей продукции вредны! Всё? Тему завершили?
– Нет, конечно! А специфические меры защиты, профилактики? А методы нейтрализации, если хотите – лечения? Всё это стоит в плане!
– Да, да, – торопливо согласился Провоторов и, взглянув на часы, закончил:
– Думаю Ахмет Мирзагидович, как приедет, сам свяжется с вами. До свидания.
Получив документ о том, что годовой этап сдан заказчику и принят им досрочно, Фёдоров покинул ОКБ "Пламя". Предвидя после давешней стычки с ректором возможность осложнений, он попросил у Провоторова лишний оригинальный экземпляр приёмо-сдаточного документа – для себя. Весь следующий день он посвятил приведению в порядок внутренней документации: что поделаешь, руководя темой, в какой-то степени из учёного неизбежно становишься администратором. Эту часть своей работы Фёдоров ненавидел и потому старался выполнить её как можно лучше и быстрее. Сдав лабораторию на пульт охраны (опять дежурил Стас, которого Фёдоров не преминул от души поздравить с наступающим Новым 1990 годом), он с чувством исполненого долга отправился домой.
А во вторник второго января он не смог попасть в свой рабочий кабинет: комната не только была опечатана снаружи чужой печатью, но стоял и другой замок. Громкоголосая и влюблённая в себя лаборантка, дружившая с сотрудницами его группы, предавшей Дело и Истину, Сильвия Гавриловна Попейчук, ехидно ухмыляясь, заявила:
– А что вы тут, собственно, делаете? Это режимная лаборатория, и посторонним сюда вход запрещён!
– То есть как это – посторонним?! – возмутился Фёдоров, начиная теряться, утрачивать под собой почву, но, не желая признаваться в этом ни себе, ни тем более Сильвии.– Я руковожу этой лабораторией, это моё место работы, наконец!