Тайна Авиценны. Похождения бразильцев в Афганистане
Шрифт:
Через какое-то время Анна призналась, что выдала похитителям все, что ей было известно о целях и маршруте экспедиции.
– Но о лекарстве ты же не могла рассказать! Я посвятила всех уже после твоего исчезновения.
– О библиотеке.
– А указания, как найти цитадель? – сухо спросила Бия.
– Только то, что понимала сама… Я не хотела… Это были самые страшные минуты моей жизни… Их начальник заявил, что если я не заговорю, они будут трахать меня таким образом еще много недель, а потом, когда им надоест, продадут меня талибам.
– Думаю, они не шутили, – тихо проговорила Бия.
– Хорошо,
– Не больше твоего! – резко проговорила руководитель.
– В последнее время я в этом сомневаюсь…
– А на каком языке вы с ними разговаривали? – поинтересовался у Анны Америку.
– Странно, но точно не знаю. Трудно сказать. Все происходило как во сне. Но, думаю, мы говорили по-русски. Я немного знаю этот язык.
Андре больше не пытался Анну ни о чем расспрашивать, но старался все время быть рядом, ухаживал за ней и, видя, как постепенно к ней возвращаются ее былая красота и обаяние, как будто выздоравливал сам, выходя из странного, несвойственного ему уныния.
Однажды Анна долго глядела на него, после чего вдруг ласково погладила его руку, так что Андре едва не захлестнули до сих пор сдерживаемое желание и нежность.
– Павел, я в бешенстве! То, что творится в моей душе, словами не передать. К моей давней жажде отмщения присоединилось еще и это.
– Да, капитан, но лучше помогите мне потушить огонь. Если сгорит джип, нам без него отсюда не выбраться.
– Ты прав. Сейчас не время распространяться о чувствах. Отныне нам придется перестроить свою работу. Теперь мы знаем, что эта девка говорила правду, хотя бы частично. У них действительно есть какая-то важная цель, иначе они бы не имели такого мощного боевого потенциала. Тот, кто финансирует экспедицию, надеется завладеть чем-то очень ценным. Только так можно объяснить и наличие еще одной группы преследования. Надо сообщить об этом в Москву.
Глава восемнадцатая
Следовать указаниям второго манускрипта, перевод которого Америку вновь воссоздал на бумаге, было нелегко. Изысканность языка этого документа, а также ландшафт, изменившийся за века, превращали простые инструкции, которые могли быть понятны и непосвященному, в сложную и запутанную игру в разгадывание загадок. Так, фраза: «Идти в направлении Большой Медведицы, пока местность не станет ровной» – давала повод ко многим толкованиям астрономического, геологического и семантического порядка. Надо ли принимать во внимание смещение полюсов и равноденственной линии, чтобы вычислить положение Медведицы? Мог ли рельеф плоскогорья существенным образом измениться более чем за тысячу лет? А выражение «пока местность не станет ровной» относится к самой местности или к ее восприятию путником? К тому же они не были уверены, что идут от верного места, ведь идентичность искомого минарета с обнаруженными развалинами была не более чем предположением Скотта. Ненадежность выбора отправной точки делала все принимаемые ими решения сомнительными, и все их труды могли пойти насмарку из-за возможности изначальной ошибки. Но при этом и общий вид местности, и запомнившийся Америку
Америку продолжал углубленно обдумывать текст манускрипта и предлагать новые его толкования, согласно которым Медведица могла находиться как на севере, так и на юге. По этой причине Скотт считал профессора – несправедливо, по общему мнению – виновным в дезориентирующей неуверенности, тормозившей продвижение группы.
– Кошмар! Вы уверены, что в манускрипте сказано, что здесь надо повернуть на восток? – спрашивала Бия.
– Нет! Совершенно не уверен! – отвечал Америку. – В тексте употреблено слово «рождение». Возможно, имеется в виду рождение солнца, и тогда нужно повернуть на восток, а может быть, это рождение реки, и тогда нам следует повернуть на юг. Если, разумеется, мы правильно определили местонахождение отправного пункта.
– Вы бы не могли давать более четкие указания? – раздраженно спросил Скотт.
– Мне бы очень хотелось, любезный, но ведь необходимо принимать во внимание все содержащиеся в тексте детали. В данном случае трудно с уверенностью сказать, идет ли речь о востоке, или о юге, или о других частях света. Все дело в том, как это истолковывать.
Разгадка этих шарад требовала порой часы и часы напряженной умственной работы, в конце которой не всегда удавалось прийти к сколько-нибудь достоверному выводу. Для того чтобы обнаружить какой-нибудь не совсем уничтоженный временем признак, приходилось обследовать тысячи квадратных метров местности. Этот сизифов труд направлял и координировал Скотт.
Возможно, именно из-за этой изнурительной работы археолог становился все более нелюдимым и раздражительным. Из этого состояния его уже не мог вывести даже гашиш, запас которого, благодаря людям Наджибуллы, был практически неисчерпаем. Вечерние разговоры с Бией, которые раньше доставляли Скотту такое удовольствие и приводили его в хорошее настроение, стали теперь крайне редкими. Поиск пути к цитадели стал для Скотта чем-то вроде навязчивой идеи. Он не расставался с подробной географической картой местности, постоянно делал на ней все новые и новые пометки. В своих редких беседах с коллегами Скотт неизбежно обращался к этой теме.
– Доброе утро, Скотт! – приветливо говорила ему Бия.
– Доброе утро!
– Я вижу, вы уже не смотрите все время в эти карты?
– Да! Они мне больше не нужны. Я выучил их наизусть.
– Погода, кажется, улучшается.
– Да. И я понял, что нам нужно делать, чтобы сэкономить время. Если каждый, кто живет в нашем лагере, встав утром, потрудится обследовать сто квадратных метров – на это уйдет всего минут двадцать, – то за несколько дней мы осмотрим десять тысяч квадратных метров…
– Скотт, Скотт… Давайте поговорим о чем-нибудь другом. Вы заметили? Анна почти совсем поправилась.
– Действительно. Уже и не скажешь, что ее насиловали во все места.
– Скотт! Я запрещаю вам говорить о ней в таком тоне!
– Простите. Виноват. Сам не понимаю, как у меня такое вырвалось.
– Это же омерзительно!
– Я, кажется, думал о том, как ее завоевать… как ею овладеть… цитаделью, естественно.
– Прекратите!
– Прекратить – что?
– Это безобразие.