Тайна Белого камня (ранняя редакция)
Шрифт:
«Не возьмут с собой, уедут одни», — в десятый раз мелькнула горькая мысль и снова заставила думать о примирении.
Уже вечер пришел, а Миша все размышлял, размышлял. Внезапно лицо его прояснилось. Он ударил по столу кулаком.
— Нет, возьмут! Обязательно!..
Утром Миша бегом направился на другой конец села, к дяде Феде, старый приземистый домик которого находился у самого бора. Мише много раз приходилось бывать здесь. Он уверенно открыл калитку, вошел во двор и увидел дядю Федю. Тот, сидя на низеньком стульчике, вязал
— Здравствуйте, дядя Федя! Я к вам.
— Здравствуй, здравствуй, Михаил Топтыгин. Садись, если ко мне.
Дядя Федя показал на чурбак. Разговаривая, он продолжал свое дело: челнок так и мелькал в руках.
— Дядя Федя, знаете, что я хочу попросить у вас?
— Скажешь — узнаю.
— Моторку.
Дядя Федя удивленно взглянул на Мишу.
— Моторную лодку? Зачем?
Миша замялся.
— Да на рыбалку собрались…
— А на весельной что, руки болят?
— Не болят, дядя Федя, а далековато. Мы километров за пятнадцать хотим плыть.
— Кто это вы?
— Я с Левкой да Васька-бакенщик.
Дядя Федя хмыкнул, исподлобья взглянул на Мишу.
— У бакенщика своя моторка, что ее не берете?
Миша заерзал. Разговор принимал неприятный оборот. Поэтому он, не отвечая, снова попросил:
— Дайте, дядя Федя, а? На один день.
— А управлять умеешь?
— Васька умеет, — обрадовался Миша. — Он часто ездит на моторке. Дадите?
— Дам, — сказал, вдруг посерьезнев, дядя Федя. — Только скажи правду — зачем лодка? Не финти, Топтыгин, по лицу вижу, что врешь.
Миша испугался, покраснел и собрался было бежать, но вспомнил, что к ребятам с пустыми руками возвращаться невозможно. После некоторого колебания он спросил:
— А вы никому не расскажете?
Дядя Федя твердо пообещал молчать. Миша, путаясь, сбиваясь, рассказал ему о партизанской фляжке, о карте, о походе на полуостров. Дядя Федя слушал с интересом. Когда Миша кончил, он произнес:
— Забавно. А фляжка действительно была того партизана, которого похоронил бакенщик?
— Того, дядя Федя, того. Дедушка же знает.
— Интересно, интересно… А где карта?
— У Левки.
Дядя Федя встал со стульчика, отложил челнок.
— Знаешь что, Топтыгин, принеси-ка ее. Очень любопытно взглянуть.
Миша приуныл.
— Левка не даст. Он говорит, что это реликвия и надо отправить ее в музей.
— Гм, — насупился дядя Федя. — Что ж, тогда не дам вам моторку. Я же не съем карту, — усмехнулся он. — Экий ты, право!..
Миша с минуту сопел, потом решительно произнес:
— Хорошо. Я сейчас принесу.
Он побежал домой. Там осторожно вынул из Левиной планшетки блокнот, взял из него карту и понесся к дяде Феде.
Миша ликовал. Через час — два он смело пойдет к друзьям и скажет: «Бросьте свою лохань и поплывем на моторке. Раз, два — и там!»
Он наглядно представил себе, как Лева и Вася сначала откроют от удивления рты, потом обрадуются.
Дядя Федя
Дядя Федя в Майском жил около года, был одиноким, работал в охране на строящемся заводе за Обью. Дружбы с соседями не водил, но ребятишек любил и все свободное время отдавал им.
— Ну-ка, показывай, — встретил он Мишу. — Посмотрим, что сие есть.
Он взял бумажку, сел за стол и стал внимательно рассматривать ее. Минут десять сидел молча, забыв о Мише, морщил лоб, шевелил губами.
— Дядя Федя, — напомнил о себе Миша, — так дадите моторку?
— Моторку? А, моторку… Вот что: сходи в сарай, посмотри, есть ли в бачке бензин. Если есть, то замерь — сколько его там.
Когда Миша вернулся, карта лежала на столе, а дядя Федя копался в печке.
— Бензин есть. Литров тридцать. Значит, дадите моторку, дядя Федя?
— Слово — дело. Сказано дам, значит берите. Завтра. Утром.
Он помолчал. Потом спросил:
— Куда вы хотите плыть?
— На полуостров, где крестик стоит.
— Кто додумался?
— Не помню. Левка, кажется.
— Молодец. Правильно понял бумагу. Только думается мне, что зря съездите — времени прошло много. Если и был склад — все пропало там. Но дело ваше…
— А где у вас моторка?
— На реке. Завтра придете ко мне, вместе сходим… Да, разбередила, разбередила твоя бумажка старые раны. Сколько партизанских дорог исхожено, сколько кровушки пролито! Через леса, горы, реки проходил. С такими вот картами, бумагами, донесениями… И есть их приходилось — да-да! Смеешься? А ты не смейся, брат. Идешь бывало, а тут белогвардейский разъезд. Сцапают, найдут эту бумагу — и тебе каюк и партизанам, товарищам твоим. Вот возьмешь ее да и съешь… — Дядя Федя умолк, вздохнул. — Ну, да что вспоминать. Что было, то сплыло. Бери, Топтыгин, свою карту и топай домой. Мне по делам пора.
— Значит, завтра, дядя Федя?
— Завтра. В десять ноль-ноль, как говорится, по местному времени.
— Вы только никому не говорите.
— Слово партизана!
Миша, словно на крыльях, вылетел от дяди Феди. Он ликовал. Вот здорово придумал — путешествие на моторке! Ребятам и не снилось такое.
Мир
В доме бакенщика ребят не оказалось. Поэтому Миша двинулся к верфи. На середине площадки все на тех же чурках стоял «Открыватель». Но это был уже не тот «Открыватель», каким видал его Миша вчера. Этот стоял гордо, был незнакомым и величественным. Над «Открывателем» высилась стройная мачта с двумя реями, от нее к носу и корме отходили веревки. На верхней рее прикреплен скатанный парус. Рубка покрашена в голубой цвет.