Тайна центрального района
Шрифт:
Катерина плотно прикрыла дверь.
– Сергей Палыч, что делать будем?
– Думаю. Раньше Соня задерживалась?
Она всплеснула руками:
– Что вы! Да постоянно! Переходный возраст, от горшка к нужнику! Гонор полез этот, фамильный, Введенский: не тронь, мать, сама все знаю.
– Вы ее из школы…
Катя по старой памяти прервала вопрос ответом:
– Да встречали! Да недолго! Та такую куриную истерику закатила, в голос: не смей так больше делать, сбегу! Дура Наталья уступила, а та наседать стала – нарочно опаздывает, сперва на четверть часа, потом на
– Не мудри, прям специально… дите ведь.
– Вам бы такое дите! – посулила Катя. – Сергей Палыч, дрянь же мелкая!
– И Наташка с ней. Где могут быть, как полагаешь?
– Если с Наташкой, то точно в город не могли уехать…
Акимов ужаснулся:
– Что, и такое было?!
– Было! Задумали, заразы, метро изучать, на трамвае покататься – поглядеть, где у трамвая конечная остановка! А у этого трамвая круговой маршрут… Хорошо, милиционер попался бдительный – отконвоировал до дому, ох и досталось Наталье!
– Да помню, – заверил Сергей.
– Скорее всего, потащились в парк, – предположила Катерина.
– Почему туда?
– Так на вечерний сеанс пробраться, там картину для взрослых показывают.
– Ну так айда в «Родину»? – спросил Акимов, потянувшись к плащу.
Тут простучали по коридору знакомые каблучки, послышался взволнованный голос Веры, и вошла она сама. Сергей совершенно глупо дернулся, чтобы развернуть букет, он же так и стоял, упакованный в главковскую многотиражку, с которой глупо ухмылялись бравые коллеги-муровцы. Дернулся, но вовремя притормозил, сообразил, что не надо суетиться – будет лишь хуже.
Что она могла слышать из коридора? «…Картину для взрослых дают», «Айда в “Родину”?». Как по-идиотски все выходит.
По лицу Веры трудно что-либо прочитать. Она, стоя на пороге собственной комнаты, не торопилась входить, как бы подчеркивая: не помешала ли? И лишь с невинным вопросом переводила глаза с мужа на гостью. Вера женщина мудрая, с немалым чувством собственного достоинства, ни слова не произнесла, лишь взгляд потемнел и стал таким, что Сергей, подавив вздох, начал тихо, устало:
– Верочка…
Екатерина же Сергеевна, осознав смысл происходящего, ничего не сказала, но как-то по-особенному скривила рот, юмористически подняла брови, чуть заметно подбоченилась… что за бабы эти женщины. Умеют из ничего нагнать жуткую атмосферу.
И тут, весьма кстати, появилась Ольга, легкая, как эфир, спокойная, румяная после улицы. Впорхнула, повесила плащик, поцеловала маму, втерлась между ней и отчимом, предложила отменно вежливо, звонким пионерским голосом:
– Поступило предложение: присесть за стол и чего-нибудь съесть. Скоро все будет в порядке. Екатерина Сергеевна, изволите откушать с нами борща?
Катя собралась было ответить, но тут в коридоре заворочался, басовито гаркнул Мишка, и она бросилась к нему.
Акимов снова потянулся было к вешалке и плащу, но падчерица спокойно предписала:
– Не надо, Сергей Палыч. Николай приведет их.
Вера Владимировна устало поинтересовалась:
– Что тут происходит, скажет кто толком?
И получила твердое заверение от дочери:
– Обязательно.
– Когда?
– Как только все выяснится. Скоро. А пока можно вымыть руки и сесть за стол.
– Здравая мысль, – одобрила мама, и, уже направляясь в ванную, поручила мужу:
– Пригласи, пожалуйста, Введенских за стол, неловко. Некрасиво.
Глава 3
Разумеется, сыр-бор был не из-за чего, девчонок – сестру Наташку и Соньку Палкину, Натальину дочку, – Колька выловил в парке.
Вот уже недели две как эти две малолетние дурищи, отучившись положенное, не шли чинно обедать и делать уроки, а отправлялись блуждать невесть где. Мамы-тетки и весь район с ними на ушах стоят – а они мир, понимаешь, постигают. И тот факт, что опять эти слоняются, пиная мокрые листья, среди лысых и сырых деревьев, свидетельствовал об их скудоумии и отсутствии совести. Ведь говорено им было, и не раз. На Колькиной только памяти мать неоднократно просила Наташку: сначала покажись дома или в больнице – по ситуации, а там уж гуляй на все четыре стороны, и вот на тебе, пожалуйста! Снова за каким-то лешим не идет домой, а бродит кругами средь темных деревьев в компании с этой Сонькой. Колька уж совсем собрался сломать пару прутиков погибче да с сучками, но Наташка, увидев знакомый силуэт, взвизгнула и бросилась обниматься, причитая: «Колька! Колька!»
«Чего это?» – удивился он мысленно, моментально смягчаясь. Ну да уж, ребенок, девчонка, испугалась же. Вслух же спросил, стараясь, чтобы голос звучал спокойно:
– Вы что тут шатаетесь, под дождем? Горе луковое, на мою голову, в бога душу мать! Ремня захотели? – стал он ворчать и ругаться, переводя все-таки дух. Пока бежал, пес знает что надумал, много чего.
Наташка продолжала икать и цепляться за него, а Сонька Палкина, нахальный клоп в красном пальто, сбросила с рук долой кучу чахлых кленовых листьев, руки в боки уперла:
– Тронь только попробуй, все маме скажу!
– Маме я сам скажу, – посулил Колька, снова заводясь, – да так скажу – неделю сесть не сможешь. Вы какого дьявола после школы гулять упилили? Пять часов назад уроки кончились! – Для наглядности он пальцы растопырил: – Пять! Мать с теткой места себе не находят!
– Я тоже, – тоненько подтвердила Наташка, прилипнув к нему, – пойдем, Коля, домой.
Пожарский бесцеремонно, не обращая внимания на сопротивления-возражения, крепко ухватил за руку Наташку и Соньку и потащил их прочь из парка.
От сердца отлегло совершенно, но все же, читая нотации, он почему-то никак не мог отделаться от нудящего, как волокно в зубе, ощущения, что будто за ними кто-то плетется по пятам, да еще и в спину таращится. Смешно сказать, но пару раз он все-таки, как бы невзначай, оглянулся – и, как и следовало ожидать, никого не увидел.
Выслушивая очередную воспитательную отповедь, несносная, избалованная Сонька Палкина вдруг задала вопрос:
– Ты откуда знал, где нас искать?
– Это уж мое дело, – веско заявил Николай и нахлобучил ей пижонский капюшон на нос, нанеся тем самым оскорбление действием.