Тайна черного кинжала. Книга вторая

Локоть Валерий

Джип повернул на право и выехал на ровную площадку, на которой стояло несколько десятков глинобитных домов.

Из самого большого нас вышел встречать хозяин этих мест, полевой командир Абдул Латиф из оппозиционной партии Национального исламского фронта Афганистана. Об этом мне успел шепнуть Усман.

После традиционных пуштунских приветствий

Латиф пригласил нас за стол и, когда мы уже пили чай, посмотрел на меня:

— Достопочтенный Генрих, Ваша дорога была тяжела, но аллах сберёг Вас от опасностей, встретившихся на пути. Скажите, что заставило Вас покинуть свой дом и посетить наши дикие края?

— Уважаемый Адул, да будут долгими Ваши годы! — цветастость фраз была знакома мне ещё по моим предыдущим поездкам на Восток. — Восторг, испытанный мною от вида первозданной красоты этих мест, невозможно передать словами. Жаль, что я не поэт и не могу говорить стихами!

— Война отучила нас ценить красоту. У нас нет времени любоваться видами живописных гор и долин, пока враги топчут нашу родину. И всё же ответьте, какие причины привели вас к нам?

— Моему отцу принадлежал кинжал, который был очень ему дорог. В конце войны, когда русские пришли на земли Германии, они ворвались к нам в дом и похитили клинок. — Зная традиции пуштунов, я решил рассказать Латифу придуманную легенду. — Умирая, отец завещал найти и вернуть кинжал домой…

— Красивая история. Непонятно только, почему вы ищете нож здесь, а не в России?

— Дело в том, что последний владелец ножа переводчик языка пушту. Недавно его направили из СССР служить в батальон специальных войск, который размещён возле Шахджоя.

— Вы хотите предложить нам атаковать их базу??

— Ну что Вы! Думаю, что по роду своей деятельности переводчик часто покидает расположение части, и у нас будет возможность захватить его в плен.

— Вы считаете, что он постоянно носит кинжал с собой?

— Я почти уверен в этом. Будет очень жаль, если я ошибаюсь.

— Ваш интерес понятен, а какая в этом наша выгода? Зачем мне рисковать своими людьми ради какого-то ножа?

— Я выпишу Вам чек на сто тысяч немецких марок.

— Сто тысяч? Да Вы надо мной смеётесь! Думаете, за такую жалкую подачку мы станем работать на Вас?

— Хорошо. Назовите свою цену. — Как только начались торги, я успокоился. Восточные люди имеют специфичный склад ума. Латиф не отказал сразу, а значит, не откажет и в дальнейшем.

— Триста тысяч марок.

— Двести тысяч, и я помогу Вам купить оружие.

Последние слова вызвали смех у Абдул Латифа.

— Триста тысяч — это моё последнее слово. И мне не нужно помогать с оружием. Сегодня нам его продают и поставляют китайцы, арабы, американцы, англичане, французы и Ваши соотечественники. Даже продажные шурави торгуют своим оружием. Так что мне нужны только деньги.

В деньгах я стеснения не испытывал. Последние продажи книги принесли мне более полумиллиона марок, а сейчас ещё и режиссёры стали предлагать снять кино о моих приключениях.

— Договорились. Нам нужно придумать план, как выманить переводчика из расположения

его базы.

— Не переживайте. Мы постоянно отслеживаем русских. У них несколько переводчиков языка дари, и только один знает пушту. Обо всех перемещениях шурави мне докладывают мои люди. А они у меня есть даже в ХАДе. Надо подождать, и мы возьмём его.

Шёл четвёртый день нашего вынужденного бездействия. Мы с Усманом уже изучили весь укреплeнный район моджахедов.

Нужно отдать должное — он был очень грамотно выстроен в этой горной долине, с учётом всех складок местности и наличием глубоких пещер, использовавшихся как склады под боеприпасы, оружие и снаряжение.

Долговременные огневые позиции, хорошо оборудованные в инженерном отношении, размещались на гребнях хребтов, по две с каждой стороны ущелья. Эти позиции являлись ключевыми. Всего их было четыре, представлявшие из себя позиции ПВО, имеющие в своем составе по 2–3 крупнокалиберных пулемета ДШК.

Подобраться к укрепрайону по горным хребтам не представлялось возможным из-за сложного рельефа и наличия отвесных скал, поэтому всё внимание наблюдателей моджахедов было сосредоточено на проходе в ущелье.

Вообще, на мой взгляд, укрепрайон представлял из себя неприступную крепость.

В самой большой пещере моджахеды оборудовали полевой госпиталь на двести человек. Главным врачом был местный пуштун Алан Омар, отучившийся на медицинском факультете университета Клода Бернара в Лионе 1.

На учёбу его отправили ещё в 1971 году при последнем короле Афганистана Захир Шахе, который в июле 1973 года был свергнут своим двоюродным братом Мухаммедом Даудом, объявившим Афганистан республикой и ставшим её президентом.

Вернувшись весной 1978 года, Алан попал на вооруженное восстание армии, которое получила название Апрельская (Саурская) революция. В результате погибли сам Дауд и восемнадцать членов его семьи. У власти встали сторонники социализма, и Афганистан был объявлен Демократической Республикой Афганистан (ДРА).

Через некоторое время в стране началась гражданская война, приведшая к вводу советских войск по решению Политбюро ЦК КПСС для поддержки кабульского правительства.

С тех пор, по рассказам самого Омара, у него была богатая практика по лечению раненных моджахедов. Помощником у него выступал его сокурсник, француз, не нашедший себя во Франции и два года назад согласившийся приехать помогать Омару. Видимо, поэтому госпиталь и назвали французским.

Мы с Усманом собирались пообедать, когда за нами прибежал посыльный от Абдул Латифа и передал его просьбу срочно прийти к нему.

Командир моджахедов сидел за столом, разглядывая хорошую тактическую карту, на которой были отмечены расположения всех правительственных и советских войск в провинциях Кандагар, Забуль и Газни.

— Уважаемый Генрих, добрый день, — привстав со своего места, Абдул пожал мне руку и, обняв как родного, пригласил сесть на ковёр.

— Мне сказали, что я оторвал Вас от обеда, давайте сделаем это вместе, — и тут же распорядился принести нам еды.