Тайна черной жемчужины

Басманова Елена

«Дал же Бог профессору такую чудную жену, – думал доктор, – преданную, заботливую, умную помощницу во всем. Даже на бульончик готова перейти, чтобы только не было любимому супругу одиноко».

Когда доктор Коровкин вошел в столовую, Мура сумеречно глянула на него и вновь сосредоточила свое внимание на стоящей перед ней тарелке с бараньими котлетками.

– Климушка, милый, – тетушка Полина светилась невольной радостью при виде любимого племянника и виновато улыбалась (какая радость, если в дом нагрянули несчастья), – садись, родной, подкрепись.

Доктор

сел за стол и развернул салфетку, испытывая некоторую неловкость, оттого что так и не определился, к какому ювелиру им с Мурой ехать.

– Дорогой, тебе удалось что-нибудь узнать? – продолжила тетушка Полина, дождавшись, когда выйдет Глаша, поставившая прибор для доктора.

Клим Кириллович поймал взгляд Муры, в котором вспыхнула надежда.

– Увы, ничего существенного, – вздохнул он. Соблазнительный аромат, поднимающийся от баранинки, доктора совсем не волновал. Аппетита у него не было. – Аптека закрыта санитарной службой Хозяйка отсутствует. Говорил я со сторожем. Он и звонил нам вчера из аптеки Но к несчастью, назвал не тот номер. А позвонить его просила не Брунгильда, а княжна Бельская.

– Княжна Бельская? – подняла голову Мура. – А где она живет?

– Не знаю, – признался доктор, приступая к еде, – не спросил. А зачем она нам? Несчастной девушке сейчас не до нас. У нее умер отец. Она скорбит. Готовится к погребению.

– Странно. – Мура отодвинула от себя тарелку с котлетами. – Есть совершенно не хочется.

– Климушка, а ты долго пробыл в аптеке, – заметила Полина Тихоновна и поинтересовалась:

– Что же еще говорил тебе сторож?

– Я все вам пересказал, – снова вздохнул доктор, – а задержался потому, что заходил к генеральше Зонберг, я же телефонировал вам, милая тетушка, оттуда.

– Ах да, да, – всплеснула руками Полина Тихоновна, – старость наступает. Пора начинать бороться с амнезией. Климушка, выпиши мне масло шалфея от беспамятства.

– Скорее я пропишу его Татьяне Зонберг, – ласково взглянул на тетушку доктор Коровкин. – Вот истинное беспамятство! Как можно забыть историю своего рода, историю своих славных предков? Как можно не чтить память достойного отца, героя Шипки? Да еще доказывала мне, что служение высшей идее важнее матери и отца. Скверно, скверно влияют на рассеянные умы современности социалисты террористического толка. Девушка на грани помешательства. Она заявила, что террористы, социалисты, являются прямыми продолжателями дела Аристотеля!

– Про Аристотеля-то я и забыла, – спохватилась Полина Тихоновна. – Что-то много их кругом развелось. Ты заглядывал в ту ободранную книжонку, которую оставил мне, уходя утром?

– Нет, не успел, – недоуменно сказал доктор. – А что там?

– Мы с Ипполитом изучили ее! – сообщила Полина Тихоновна с некоторой гордостью в голосе. – И как я поняла, она написана сыном Аристотеля, зовут его Андрей Ангел Дурацын или, по-другому, Аристотель Фиорованти, он еще собор Успенский в Московских Афинах построил.

– Разве у Аристотеля был сын? – повернулся к Муре доктор.

– Не знаю, – пробормотала девушка,

уныло ковырявшая вилкой в тарелке, – этого мы еще не проходили.

– Ипполит перевел мне первую страничку и еще один небольшой хвостик, – продолжила Полина Тихоновна. – Всего я не запомнила, но сейчас скажу вам нечто важное. Приготовьтесь.

– Не пугайте нас, милая тетушка, – снисходительно промолвил доктор, – мне Аристотель сегодня порядком надоел.

– Сейчас подскочишь, как ужаленный, – многозначительно пообещала Полина Тихоновна. – Андрей-то этот книгу свою перед смертью писал, а все свое имущество, в том числе библиотеку Аристотеля, завещал некому Метеле Тугарину.

– Что? – хором вскричали Мура и доктор, вскакивая со своих стульев.

– И черный жемчуг там помянут, – с откровенным наслаждением оглядев изумленные лица обоих молодых людей, изрекла тетушка Полина. – Завещал сын Аристотеля после смерти своей передать в Успенский собор Кремля икону Пресвятой Богородицы в черных жемчугах.

Мура и доктор Коровкин опустились одновременно на свои стулья и обескураженно смотрели на торжествующее лицо Полины Тихоновны.

– Да вот и сами можете поглядеть. – Удовлетворенная произведенным эффектом тетушка молодо вскочила, вышла в гостиную и через несколько мгновений появилась с потрепанной книгой в руках.

– Я видел на титуле всадника с цветком и решил, что книга медицинская. – Доктор, тщательно обтерев салфеткой руки, бросился читать текст первой страницы переданного ему раритета.

– Что там, Клим Кириллович, говорите скорее. – Младшая профессорская дочь подбежала в нетерпении к стулу Клима Кирилловича и теперь заглядывала ему через плечо.

– Действительно, из текста следует, – в смятении обернулся к Муре доктор, – что в собственность этого Метели Тугарина от Андрея, строителя Успенского собора в Московском Кремле, перешла и библиотека его отца, Аристотеля.

– Вот какого предка имел покойный Глеб Васильевич, – потрясение протянула Мура, – а где же теперь библиотека Аристотеля?

– На первых двух страницах об этом ничего не сказано. – Доктор захлопнул книгу и передал ее притихшей тетушке. – Потом изучим текст поподробнее, возможно, что-то прояснится. Судя по первым страницам, Аристотель привез библиотеку в Россию после воцарения Софьи, племянницы последнего византийского императора, пятнадцатый век. Господин Тугарин мог бы нам многое рассказать, но он, к сожалению, мертв. А Брунгильда жива. И надо думать в первую очередь о ней.

– Да, – шмыгнула носом Мура, усаживаясь на свое место и пытаясь справиться с подступающими слезами: ей было жалко и Аристотеля, и Глеба Тугарина, и Брунгильду.

Полина Тихоновна понесла книгу в гостиную, а Мура, виновато глядя на Клима Кирилловича, продолжила, понизив голос:

– Вот откуда у покойного Глеба черная жемчужина. И ларчик древний, мне ювелир сказал, что он сделан в пятнадцатом веке. И на крышке написано по-арабски – Метель Тугарин. Бедный Глеб! Как он любил Брунгильду! Он прислал ей самое дорогое, что у него было!