Тайна девичьего камня
Шрифт:
Микаель задумался, время от время включая полный свет перед встречными машинами.
— Гм. На чем я остановился?
— На каком-то ученике. Кто-то из слезных мальчиков Линнея. Прости, я хотел сказать звездных мальчиков.
Микаель собрался с духом и начал заново.
— Лично я думаю, что на самом деле Линней был отцом Соландера. Ведь во время своей поездки в Лапландию в 1732 г. Линней жил в пасторской усадьбе в семье Соландеров в Питео всего лишь за восемь месяцев до рождения Даниеля. Черт с ним. Соландер в любом случае был самым преданным последователем Линнея, и поэтому Линней послал его в Лондон.
— Чтобы собрать коллекцию засохших англичан и их африканских
— Хе-хе. Нет, нет, больше для того, чтобы почтить имя и репутацию Линнея. Линней считал, что Соландер не будет рисковать своей жизнью, а станет одним целым с наукой. Это был хороший план. Соландер был, как бы это сказать, типа нашего Петера Энглунда, ну, ты знаешь, постоянный секретарь Шведской академии. Такой добродушный и коммуникабельный, упорный, очень заносчивый и вместе с тем немного провинциальный, но с очень большим интеллектом и работоспособностью. А сейчас начинается самое забавное — Соландер не все время проводил в Лондоне. Он получил другой шанс, и к тому же уникальный. В 1768 году вместе с капитаном Джеймсом Куком он совершил кругосветное путешествие на корабле «Индевор». Понимаешь, что это такое? Это была первая длительная поездка Кука, с 1768 по 1770 год.
— О’кей. Это уже на что-то похоже.
— И, знаешь, это путешествие прошло с колоссальным успехом. Они вроде как открыли восточное побережье Австралии и половину Новой Зеландии. И домой они привезли тысячу четыреста до этого совершенно неизвестных видов, в частности утконосов, которых все считали блефом. Соландера иногда называют отцом ботаники Тихого океана.
— О’кей. Придурочный ботаник из Питео увязался за великим героем морей капитаном Куком.
— Насчет придурочного не знаю. На самом деле героем тогда стал не Кук, а другой человек по имени Джозеф Бэнкс. Он спонсировал поездку и присвоил себе все растения. Бэнкс стал чуть ли не более знаменитым, чем Соландер, хотя по сравнению с ним был просто любителем. А Соландера сегодня никто не помнит.
— Это почему?
— Просто потому, что он не опубликовал свои открытия. Все дело в этом. Главное — публиковаться. Если бы он это сделал, то, может быть, был бы таким же великим, как Линней.
— Но он этого не сделал?
— Нет. И тут начинается мой интерес — ты только держи язык за зубами, понял?
— Мы же договорились.
— Хорошо.
Микаель немного увеличил скорость и обогнал несколько легковых машин.
— У историков есть несколько объяснений тому, почему Соландер ничего не написал. И ни одно объяснение не годится. Одно объяснение — с ним случился удар, и в 1782 году он умер. Это так, но до того момента у него было десять лет, чтобы что-то из себя выдавить. Не нашли даже начатых рукописей. Другое объяснение заключается в том, что с годами он просто-напросто обленился и, когда вернулся домой из Новой Зеландии, только и делал, что блистал в лондонских салонах. Но даже это объяснение кажется мне совершенно невероятным. Соландер был типичным трудоголиком и оставил после себя картотеку и большой архив, который, конечно, не был полным. Но с этого места история становится крайне интересной. Поскольку в самой пустоте, которую оставил после себя Соландер, и заключается его загадка. В то время только ленивый не вел — Микаель сделал нарочитую паузу — «дневник».
Он дал Полю возможность переварить информацию.
— В то время это было неотъемлемой частью жизни образованных людей. Люди вели дневники, и точка. И все другие ученики действительно вели такие дневники и писали Линнею массу писем обо всех своих злоключениях. Но Соландер, любимый апостол, угадай, сколько сохранилось
— Не знаю. Ни одного?
— Неправильно. Одно! Единственное. Он написал его, когда осенью 1768 года «Индевор» стоял под Рио-де-Жанейро и ждал разрешения пополнить запасы питьевой воды. Типа, привет, достопочтенный папаша-гений, как ты там, у меня все в порядке, пока. Это письмо находится в Каролинской библиотеке. Но потом, после Рио 1768 года, — ни единой строчки!
— Каролинский институт? — начал было Поль.
— Знаю. Тот русский посещал его в день своей смерти. И все указывает на то, что он хотел увидеть собственными глазами именно это письмо.
— Но затем появилось еще одно письмо, которое эта девушка…
— Судя по всему, да, — отозвался Микаель. — Поскольку никто в Каролинском институте не поднял тревогу о пропаже. И теперь ты, наверное, понимаешь мою заинтересованность.
Стало тихо.
«Нет, сейчас, черт возьми, моя очередь слушать, — подумал Микаель. — Рассказывать должен он».
— Послушай, теперь давай ты. Куда мы все-таки едем? Где она? Давай точно.
Поль заерзал.
— Значит, так…
Казалось, он собирается с мыслями.
— Как я уже говорил раньше, все не так просто. Где она, я понятия не имею. Но сегодня несколько часов назад, когда мы стояли у «Оленса», планшетник находился… — он сверил по своему айфону, — в доме в пятидесяти трех километрах к северо-западу от Шеллефтео, между Йёрном и Арвидсяуром. Сигнал шел почти сорок пять минут. Но потом все стихло. Есть риск, что он переместился. Но думаю, он еще там, в том доме. Туда и держим путь.
«Арвидсяур, это же на самом севере Швеции!» — подумал Микаель.
Несколько минут они ехали молча. Водяная пыль от трейлеров все время оседала на окнах и превращалась в лед, и ему периодически приходилось включать дворники и чистить стекла.
— Рассказывай дальше, — в конце концов попросил Поль. — Какое отношение это имеет к тебе? Пока что я ничего не слышал о твоих намерениях в связи со всем этим. А я уже назвал мое магическое слово Шеллефтео. Давай, черт возьми, рассказывай, чем ты на самом деле занимаешься.
Микаель улыбнулся.
— О’кей, — сказал он. — Я молчу как могила про твой айпод и про то, что у тебя в нем может быть, если ты ни слова не скажешь о том, что я тебе сейчас расскажу?
— Не болтай попусту. Разве мы не заключили сделку? — пробормотал Поль.
— Да. Так вот: если ты путешествуешь с Джеймсом Куком году эдак в 1770-м, являешься учеником Линнея и имеешь возможность наблюдать самую фантастическую жизнь животных в южной части Тихого океана, то существует очень большая вероятность, что ты ведешь дневник.
Поль кивнул.
— Именно, да.
— Точно. А теперь слушай. Еще несколько лет назад я был женат. У семьи моей жены была дача на острове Ловён под Питео. Мы проводили там каждое лето с нашей дочкой Ребеккой.
Он замолчал и откашлялся.
«Черт возьми. Только не Ребекка, — подумал он. — Почему я назвал ее имя этому мерзкому типу?»
— Ну?
— М-да. Дело было летом три года тому назад. Местный краеведческий клуб проводил блошиный рынок. Я люблю такие вещи и знаю, как надо действовать. Я пошел туда за полчаса до открытия и уболтал их, чтобы меня пустили. Под одним из столов стояло несколько пыльных картонных коробок с книгами и старыми бумагами. Я понятия не имел, что в них, но поскольку я писатель, я люблю такого рода вещи. «Сколько ты хочешь за оба ящика?» — спросил я старика. Он сказал, что владелец ящиков умер. Ящики нашли, когда разбирали какой-то чердак. «Давай сотню», — сказал он.